одной симпатичной редакторшей из газеты, где был опубликован мой рассказ. Я посвящал ей стихи, опять начал писать прозу. Но как–то в компании каких–то бородатых подонков она напилась и при всех сказала, что я пишу говно, а не стихи, и вообще, что я придурок! Ну хорошо, — с возмущением воскликнул Феофан и даже поднялся со своего места. — Пусть ей не нравятся мои стихи! — заорал он. — Но я же посвящал их ей! Разве можно быть такой неблагодарной?! В общем, я сказал всем, что о них думаю и удалился! В этот вечер я во–второй раз уничтожил все, что написал, а заодно спалил и вторые экземпляры тех романов, которые сжег в первый раз. И опять, стоя над раковиной, я ждал, что вот сейчас позвонят в дверь, и войдет она! Кто — она — я не знал!

Феофан выдержал трагическую гамлетовскую паузу и только затем тихим голосом продолжил:

— Всю зиму я безвылазно просидел дома. Ни с кем не общался и никому не звонил. Я много читал, изучал особенности построения романа, записывал свои мысли… А весной вдруг почувствовал какое–то необыкновенное волнение в груди.

— Понятно, весна.., — участливо вставил Саша.

— Дослушай! — довольно грубо оборвал его Феофан. — Так вот, как–то в воскресенье я вышел на улицу, купил букет желтых мимоз и пошел гулять. Я чувствовал, что именно в этот день должно произойти нечто очнь важное для меня. Весь день я бродил по улицам, приглядываясь к красивым женщинам, и каждый раз мне казалось, что эта последняя — она и есть. И каждый раз я обманывался. Я часто ронял на асфальт цветы, чтобы моя избранница увидела этот тайный знак… И веришь?! — вдруг заорал Феофан. От неожиданности Дыболь вздрогнул, а рассказчик, грозя кулаками небу, на той же ноте закончил фразу: — Ни одна падла не подняла букет! Все они уходили! В лучшем случае оглядывали меня с ног до головы, да при этом ещё и улыбались! И тогда я понял, что нет в жизни счастья! Что искусство не отражает действительности! Это всего лишь учебные муляжи для начинающих жить, наподобии резиновых задниц в медицинском училище, на которых студенты учатся делать уколы!

Это открытие повергло меня в такое уныние, — перейдя на шепот, продолжил Феофан, и Дыболь сообразил, что конец истории не за горами. — Что я решил напиться. На последние деньги я купил бутылку джина…

— И оказался здесь, — закончил за него Саша.

— Да, оказался здесь, — обессиленно опустив руки, ответил Феофан, но затем неожиданно бодро, командным тоном проговорил: — Ладно, хватит болтать, давайте перебираться в лес. Здесь оставаться опасно. — Феофан вдруг хихикнул, и от его смешка у Дыболя по спине пробежали мурашки. — По дороге мы с Агрипой побили в трех забегаловках витрины, — радостно пояснил экзорцист.

ПЕРЕД ИЗГНАНИЕМ БЕСОВ С ЗЕМЛИ РУССКОЙ

Как когда–то с чувством выразился отец теории относительности Энштейн: «Самое непостижимое свойство Вселенной — это то, что она постижима.» Правда, как показывает жизнь, далеко не всем это кажется таким удивительным.

Выглянув из–за башни, Феофан сообщил, что можно идти, и маленькая группа быстрым шагом направилась к лесу.

— Агриппа как раз тот человек, который нам нужен, — на ходу стал объяснять Феофан. — Он ученый, живет в городской канализации. Большой специалист в астрофизике.

Саша посмотрел в сторону ученого, но на черном фоне леса не сумел разглядеть даже где тот находится. А Феофан продолжал:

— Представляешь, этот необыкновенный человечище открыл, что вулканические выбросы — это испражнения Земли. Наша планета умрет после того, как пожрет себя. То есть, когда пропустит всю массу сквозь свой огнедышащий желудок. Земля — такой же живой организм! — по обыкновению увлекаясь, воскликнул Феофан. — Вернее, организмом является не сама планета, а только то, что внутри её — печка. Все остальное, на чем мы живем, это всего лишь запас провизии, который от времени немного заплесневел. Эта самая плесень и есть все живое, что произрастает на Земле. Понял?

Вопрос явно адресовался не ученому астрофизику, и Дыболь ответил:

— А чего здесь не понять?

— Вот так–то! — самодовольно произнес Феофан и вдруг рассмеялся тем самым смехом, который однажды уже напугал Сашу. — Людям только кажется, что они губят планету. Земля как кушала себя, так и будет жрать и всякие масоны ей не помеха. Эти злодеи губят не саму планету, а наш дом на планете. Представь себе организм, который с аппетитом поедает собственную задницу. Как ты думаешь, очень он обеспокоится, если что–то невидимое невооруженным глазом проползет по заднице?

— Не знаю, — мрачно ответил Дыболь. Он все меньше и меньше верил в затею Феофана, но Саше очень хотелось домой, и он боялся упустить даже столь сомнительную возможность вернуться к прежней жизни.

Дыболь вдруг поймал себя на том, что ему не дают покоя мысли об Агриппе. Он не понимал, почему великий ученый за все время не издал ни одного звука. Саша лишь чувствовал, что астрофизик где–то рядом, и эта его невидимость и неслышимость необыкновенно смущали Дыболя.

— Агриппа, — чтобы развеять сомнения, обратился он к ученому.

— Он глухонемой, — ответил за него Феофан. — Жизнь в канализации тяжелая. Застудил среднее ухо, оглох, а потом и разучился говорить.

— Не повезло парню, — сочувственно проговорил Саша и неожиданно для себя спросил: — А как же он тебе рассказал все это?

— Гроза собирается, — посмотрев на небо, проговорил Феофан.

ИЗГНАНИЕ БЕСОВ С ЗЕМЛИ РУССКОЙ

Едва они добрались до опушки, как налетел первый мощный порыв ветра, и лес ожил. С громким шелестом верхушки деревьев синхронно наклонились, а затем медленно выпрямились. Вслед за этим на все небо полыхнула ветвистая молния и почти сразу прогрохотал гром.

— Вот! Вот! — восторженно прокричал Феофан. — Начинается! Это как раз то, что нам нужно! Ты слышишь, Агриппа?!

Дыболь хотел было напомнить Феофану о том, что ученый не может его слышать, но они уже забежали в лес, и здесь им пришлось напрячь все свое внимание, чтобы не упасть, не разбить о дерево лоб или не напороться на сук.

Место для проведения ритуала изгнания бесов выбирали долго. Громко чертыхаясь, Феофан бродил между древьями и дожидался вспышки молнии, чтобы отыскать ровную площадку. Наконец над лесом полыхнуло, и экзорцист