«„Тот, кто побеждает своих врагов хитростью, достоин похвалы не менее того, кто побеждает их силой“. Так сказал Макиавелли. Помнишь? Помнишь, как профессор Роб его все время цитировал?»

Дейв поставил пистолет на предохранитель и перевел его обратно в полуавтоматический режим. Он попытался засунуть пистолет за пояс. Это удалось ему с третьей попытки.

«Он сделает это снова. Он пойдет на что угодно, лишь бы выбить тебя из колеи».

У Дейва подогнулись колени. Он рухнул без сил на лестницу и сидел на ступеньках, дрожа и не шевелясь, пока владевшая им ярость не угасла.

Этот шаг должен был стать лучшим попаданием Рэнсома. Рэнсом просто не смог бы придумать ничего более мерзкого и вероломного, чем позвонить Марку и убедить того попытаться заманить собственного отца в смертельную ловушку, солгав ему…

«А ты уверен, что это ложь?»

Нет, Дейв не был уверен. В том-то и ужас. Кто-то — кто-нибудь из его собственных людей — действительно мог давать ему какой-то экспериментальный препарат. Это был бы далеко не первый раз, когда спецслужбы проворачивали подобный трюк. Как минимум одному бедолаге, работавшему на ЦРУ, тайком скормили дозу ЛСД, и тот в результате покончил с собой. Лишь через двадцать пять лет агентство признало этот факт и с ворчанием выплатило компенсацию родственникам несчастного.

Были и другие прецеденты. В пятидесятых военные тайно распылили в небе над Сан-Франциско болезнетворных микробов, Serratia marcescens. Десять лет спустя группа работающих под прикрытием военных исследователей наполнила стеклянные колбы микробами, переработанными при помощи современных методов, поразбивала их в нью-йоркской подземке, а потом следила за распространением свирепого насморка. Примерно в то же самое время в Юте произошел массовый падеж овец из-за утечки точно не классифицированного вещества из секретной лаборатории. Время от времени пробегали слухи о биологах, иммунологах и специалистах по генной инженерии, проявляющих нездоровый интерес к результатам экспериментов, которые проводились в концлагерях в странах Оси во время Второй мировой. Были также обитатели американских тюрем, которым вводили культуры болезнетворных вирусов, неиспытанные медикаменты и — самый печально известный случай — бледную спирохету. Добавьте к этому чудовищные испытания радиоактивных веществ, которые армия проводила на своих же военнослужащих, — и вы легко поверите, что какой-нибудь специалист по грязным трюкам мог счесть оправданным скормить препарат, воздействующий на сознание, нескольким своим коллегам.

Спецслужбы всегда руководствовались собственными законами и были более чем склонны ставить непродуманные эксперименты равно и на солдатах, и на мирных жителях. Ведь, в конце концов, это делалось исходя из высших интересов американской национальной безопасности — а значит, было жизненно необходимым, в особенности если верить — а все верили, — что Советы делают то же самое. Если в процессе пострадают несколько лабораторных крыс, отбывающих срок заключенных или парней в военной форме — что ж, это ведь не чрезмерно высокая цена за гарантию сохранения демократии. Вы согласны? И действительно, когда в семидесятых следователи Сената впервые узнали о подобных операциях и в ужасе подняли крик, немалое количество тех, кто нес ответственность за эти деяния, были глубоко возмущены. «Из-за чего весь этот вой? Мы всего лишь делали работу, за которую вы нам платили. Не смейте нас обвинять — мы хорошие парни!»

Рэнсом сочинил особенно коварную ложь — тем более коварную, что она была очень правдоподобной. Она гарантировала, что все — все! — кто знал Дейва и мог бы ему помочь, теперь будут на стороне Рэнсома. Мало того, она должна была заставить самого Дейва усомниться в себе.

«Ты же понимаешь, это может быть правдой».

Понимаю. Господи, смилуйся, я это понимаю.

Дейв сидел на полутемной лестнице, обхватив руками колени, и дрожал. Осознание того, что он теперь один, совсем один, повергало его в отчаяние. Никто не станет говорить с ним, никто не станет его слушать. Жена, сын, друзья — все, кто должен был верить ему, поверили этой лжи. Все обратились против него, и не осталось никого, кому он мог бы довериться.

В этом суть оживших кошмаров, зарождающегося безумия, мыслей, которые сперва озадачивают, а потом лишают рассудка и заставляют прежде уравновешенных людей заглядывать по ночам под кровать, подозревать, что их телефон прослушивается, а со временем и вовсе обретать твердую уверенность в том, что за каждым их шагом следят зловещие силы. Это может быть правительство, это могут быть жидомасоны, это могут быть зеленые человечки с летающей тарелки. Доверять нельзя никому, потому что любой может оказаться одним из Них или Их агентом. И вскоре ты начинаешь писать длинные письма в редакцию «Американского научного журнала», а может, и не начинаешь, потому что работники редакции тоже могут участвовать в заговоре. И ты придумываешь, как бы обшить стены своей комнаты алюминиевой фольгой, чтобы та отражала радиоволны, а по ночам ты бродишь по улицам и рисуешь на стенах мистические символы краской из баллончиков, чтобы отпугнуть чуждые силы, и постоянно разговариваешь сам с собой, и то, о чем ты говоришь, имеет смысл если не для других, так для тебя, и в конце концов ты складываешь свои вещи в сумку — только самое необходимое, чтобы они не мешали тебе передвигаться, — и ищешь темное местечко, где можно было бы пересидеть светлое время суток, потому что Они везде, Они ищут тебя, Они готовы взять тебя на мушку…

Психиатры называют это паранойей, и, когда дело заходит далеко, они запихивают тебя в психушку.

Потому что — помимо всего прочего — люди, думающие, будто все вокруг хотят их убить, могут быть чрезвычайно опасны.

Если ему повезло, Марджи — Мэриголд Филдс Коэн, которая, возможно, была зачата тем самым летом, когда он поднялся в высокие горы Сьерры и спал у озера, зеленого, безупречно прекрасного, незабвенного, — Марджи все еще не пришла в себя. Если она еще без сознания, она не слышала его сына. Если она еще без сознания, она включит диктофонную запись, когда для Дейва настанет момент совершить рывок.

«Но все-таки лучше придумать запасной план».

Верно. Дейв более всего хотел не сталкиваться с Рэнсомом и его людьми. Но если что-нибудь пойдет не так, прежде чем Марджи включит запись, ему потребуется местность, в которой он может передвигаться быстро, а враги — нет. До сих пор ему удавалось опережать их на полшага и вести оборону. Пришло время изменить это. Кроме того, с него кое-что причитается Рэнсому — за то, что тот втянул в игру его сына. Пожалуй, с него Рэнсому причитается очень много.

1, 2, 3, 5, 7, 11, 13, 17, 19, 23, 29, 31, 37, 41, 43, 47.

Простые числа. Если простое число разделить на любое другое число, кроме единицы и его самого, в результате получишь дробь. Простые числа — неисчерпаемый источник очарования для математиков. Их легко высчитать — точнее, легко, если вас интересуют только числа меньше пятидесяти.