Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все-таки до сих пор спорят, чей он. Туркестан, на территории которого он родился, Узбекистан, Турция — все эти страны считают Авиценну своим достоянием. В Турции вышла не так давно монография «Ибн-Сина — великий турецкий ученый». Персы в ответ заявляют: «Он наш. Он у нас похоронен. Он был при дворах эмиров». Его присутствие ощущается и в европейской культуре — уже с XII века о нем шла молва. Это был человек с всемирной известностью. И таким он остается сегодня. Когда в 1950-е годы отмечалось тысячелетие со дня его рождения, весь мир участвовал в праздновании. О нем написаны огромные тома, ученые до сих пор пользуются его мыслями, а обычные люди учатся у него мудрости.
Откуда мы знаем о человеке, который жил более тысячи лет назад? От него самого и его любимого ученика. И это, как кажется скептикам, дает почву для сомнений в его гениальности. Абсолютно беспочвенный скептицизм! Ибо молва начиная с XI века бережно хранила память о его талантах, что и дало основание называть его гениальным ученым. Сохранился рассказ самого Авиценны о себе, о своем детстве. Остальное дописал Убайд аль-Джурджани, его любимый ученик, который провел с ним больше 20 лет жизни. Он сопровождал своего учителя, ведь Авиценна был бесконечным странником. Нигде не задерживаясь надолго, он шел по земле, стараясь как можно больше увидеть, узнать и понять. Гудящая, волнующая, одуряющая красками, запахами, звуками, безотчетно меняющаяся жизнь притягивала его, становясь не только мукой, радостью или печалью, но и предметом изучения. Он рассматривал ее словно под увеличительным стеклом и видел то, что не видели другие. Попробуем понять, почему в X веке могло появиться такое чудо, как Авиценна.
Напомним, что Х век — это время крещения Руси, на престоле Владимир Святославич, четвертый русский князь. А там, на Востоке, — Возрождение. Что возрождалось? Да примерно то же, что и в Европе во времена Каролингского Возрождения IX–X веков. Тогда при дворе Карла Великого, при дворе германских императоров Оттонов впервые после войн и хаоса Великого переселения народов интеллектуальная элита обратилась к истокам своей культуры, к античности, к рукописям — греческим, римским.
И примерно то же самое было на Востоке. В том культурном контексте, который породил Авиценну, сплелись местные традиции с наследием античным, образуя особый эллинистический вариант синтетической культуры. Авиценна родился близ Бухары. Известно, что по этим местам, чуть севернее, прошел великий Александр Македонский. Именно в Согдиане он устроил знаменитые 10 тысяч браков своих полководцев и воинов с местными восточными женщинами. Интересно, что только Селевк, один из сподвижников Македонского, сохранил свой брак и именно ему досталась самая большая часть державы. Вот эта держава Селевкидов и стала в IV веке до н. э. носительницей эллинистической культуры, впитав античность. С 64 года н. э. эти края стали римской провинцией. А Рим, как известно, — прямой наследник античной греческой или эллинистической культуры. С III века начала формироваться Восточная Римская империя — Византия, которая находилась в тесном торговом и культурном взаимодействии с Востоком. Так сплетались разные культурные корни, но получалось, что все они испытали влияние античности. В результате именно здесь и оказались истоки будущего восточного Возрождения.
Поход арабских завоевателей был коротким, арабов быстро прогнали. Завоевание началось в VIII веке и в том же столетии в основном и закончилось. Но язык, как это бывает в культурных процессах, остался и стал универсальным языком. Когда арабское завоевание удалось одолеть, отстояв свою культуру, тогда и начинается Возрождение.
Авиценна был не один. Персидский Восток — родина Фирдоуси, Омара Хайяма, Рудаки. На самом деле в поэзии, литературе, архитектуре и медицине людей выдающихся, знаменитых было много. Возрождались традиции древней восточной медицины, в каждом городе открывались больницы — своеобразные лечебные и исследовательские центры, где не только врачевали, но и занимались научными изысканиями, опытами, исследованиями. Возникают библиотеки — хранилища рукописей. Интеллектуальная жизнь становится напряженной и могучей. Наступает та пассионарность духа, о которой говорил Лев Гумилев, и благодаря которой становился возможным прорыв в будущее.
Авиценна (его полное имя — Абу Али аль-Хусейн ибн-Абдаллах ибн-Сина) родился в богатой семье. Отец, Адаллах ибн-Хасан, был сборщиком податей. Не самая уважаемая профессия, можно сказать, мытарь. Но при этом богат, образован, видимо, неглуп. Известно, что умер отец Авиценны собственной смертью, никто его не убил, не зарезал за злодеяния. Мать Ситара (что означает «звезда») происходила из маленького селения близ Бухары Афшана. В этом селении и появляется на свет Авиценна. Так звезда родила звезду.
Его родным языком был фарси-дари — язык местного населения Средней Азии. На фарси он писал четверостишья — газели, как их называли на Востоке, — по его выражению, для «отдохновения души».
Городок, в котором он родился, был оживленным, с большим шумным базаром, куда стекалась уйма народа. Здесь были больницы и школа, в которой мальчик начал учиться, очевидно лет с пяти, потому что к его десяти годам выяснилось, что в школе ему уже делать нечего. Там изучали языки — фарси и арабский, грамматику, стилистику, поэтику, Коран, который Авиценна к 10 годам знал наизусть. Это был так называемый гуманитарный класс. Мальчик еще не приступил к изучению ни математики, ни тем более медицины. Со временем он скажет: «Медицина — очень нетрудная наука, и к шестнадцати годам я ее освоил полностью».
Конечно, в его словах можно усомниться — мало ли что может сказать про себя человек? Но семнадцатилетнего Авиценну ко двору призывает сам эмир, прося исцелить от серьезного заболевания. И Авиценна ему действительно помог. Необычный был мальчик.
В доме его отца собирались ученые люди, исмаилиты — представители одного из течений в исламе. Их рассуждения были очень похожи на ересь, со временем их и признали еретиками. Они хотели очистить Коран от невежественных наслоений, призвав на помощь философию. Опасное занятие. Маленький Авиценна присутствовал при этих беседах, но, повзрослев, не принял