беззлобием. — Думаешь, слова мутанта из грязной лачуги можно считать отправной точкой⁈

Пучок раскинул лапы:

— Байши, брат, это же голос улицы!

Я обмер. Медленно перевёл взгляд с одного на другого.

Тем временем «сын шакала» пританцовывающей походкой подступил к настенной полке и снял с неё банку, плотно набитую мятыми рупиями. Развинтил крышку, принялся задорно рассовывать деньги по карманам дорогой спортивной куртки.

Здоровяк заметил моё замешательство. Хмыкнул, подался вперёд и решил дружелюбно пояснить.

— Мы делали ставки, когда история просыплется в Мицелиум. — Он уважительно кивнул на Полосатого. — Ставка Чич-Катоко была самой оптимистичной. Он был уверен, что о Добродушном Восхождении станет известно всего за час до концерта. Мичи-Ри ставил на пять-десять часов до начала. А наши ставки на вчера и позавчера и вовсе проиграли…

Наверное, в этот момент я вдруг стал выглядеть несколько… нелепо. Потому что все пятеро рассмеялись, а сидевший ближе всех Полосатый даже дотянулся и похлопал по плечу.

— Какие ставки? — Мой собственный голос был будто чужим. — На что?

— На Добродушное Восхождение, конечно, — неподдельно удивился Толстячок.

Пучок возбуждённо метнулся к столу с препаратами. Подхватил курительную трубку в форме Безмятежного Детёныша, сыпанул щепоть порошка, поджёг и жадно затянулся. Глаза тут же засверкали:

— Сегодня мы спасём Тиам и уподобимся могущественнейшим божествам древности! Наша стая станет величайшей!

п.5.; г.5; ч.2

Я помотал головой и даже отставил пиалу на низкий придиванный столик.

— Чего⁈

— Сегодня после концерта, — всё в той же доброжелательной манере пояснил Здоровяк, — мы со сцены «Абиман-Арены» прикажем поклонникам растворить в «Камуяпи» волшебный порошок, который перенесёт их в страну вечного счастья и покоя, сисадда? Мы бы пригласили и тебя, но, боюсь, ты опорочишь стаю своим нечистым присутствием… Без обид, пунчи, ладно⁈

О, конечно! Какие вообще могут быть обиды⁈ Я лихорадочно собирал расплескавшиеся мысли в горсть. Ещё раз оглядел «восьмицветников», всё ещё откровенно забавлявшихся моей реакцией.

Глаза чу-ха блестели, словно все пятеро вдохнули дыма чистейшей дайзу.

Я машинально провёл пальцами по пустой кобуре на поясе. Страшно захотелось пить. Причём не паймы, а именно воды, чистой и много, прямо так много, чтобы вывернуло наизнанку.

Выражение моего лица продолжало веселить музыкантов.

Мичи-Ри сделал ещё одну затяжку, подержал дым и выпустил красивым кольцом.

А я прочистил горло и задал, пожалуй, самый глупый из возможных в этой ситуации вопросов:

— Значит, это правда?

— Упаси Двоепервая Стая! — отмахнулся Полосатый, известный сотням тысяч поклонников под именем Чич-Катоко. — Неужели мы бы и правда распускали лживые слухи, Ланс? С такими вещами не шутят.

У меня не осталось слов кроме:

— Но зачем?

— Наше общество загнало себя в глубочайший тупик, — устало пояснил Толстячок из дальнего конца комнаты. — Оно неосмотрительно залезло в сужающуюся трубу, и ожидаемо упёрлось в стену, сисадда? Безоговорочное поклонение принципам выживания и служения привело хвостатых в ловушку. Случился кризис, тихий взрыв. Возвышенное искусство смешалось с грязью низкого. Теперь во главе стола не общие ценности, но личные и корыстные.

Мне совершенно неуместно подумалось, что самец говорит так гладко, потому что его речь была безупречно отрепетирована. Как и любое выступление «8-Ра».

— Каждый отдельный чу-ха в этом гнезде стал возвышен в своём личном Тиаме, — мгновенно подтвердил Здоровяк, для убедительности покачав мускулистой лапой. — К этому его привели и современная философия, и искусство масс. Но каждый вечер он остаётся один, запертый в бетонных стенах комплеблока. Жрёт лапшу, изучает новости, кусается с детёнышами, нажаривает жену и ложится спать.

— При этом все забыли, как именно мы становимся всё более чувственными и утончёнными. Что по-настоящему единимся, только совместно испытав страшное. — Полосатый пожал плечами и задумчиво вспорол обшивку модного дивана кончиком когтя. — Что сцепляемся хвостами, лишь утонув в потоках обжигающе-драматического опыта, через который проходят уцелевшие — они и есть следующая ступень эстетства, новый уровень, появление чу-ха-сверхчувствующего.

Точно, они репетировали. Словно это был канджо-транс, а не исповедь массовых убийц… И это пугало даже сильнее смысла сказанного.

— Единение стаи происходит только на фоне совместного испытания глубинного ужаса, — Толстячок дружелюбно развил мысль приятеля. — Те, кто выкарабкаются из огненной ямы, наполненной строгим опытом Добродушного Восхождения, перейдут на новый уровень группового сознания. Станут сверхчувствительными к любым колебаниям стайного настроя, научатся любить не только себя…

— Общество чу-ха распадается на волокна… — чуть заплетающимся голосом, но с натуральной грустью произнёс Пучок и уставился в потолок огромной комнаты. — Не было давно ни войн, ни даже мелких стычек. Раньше мы строили здания, прорывающие облака. Но когда их хватило, мы впали в ступор… Мы больше не созидаем. Мы варимся в этой говнянской каше и вымираем, кто-то с бокалом дорогой паймы, кто-то просто так… Чу-ха погрязли в эгоизме и бытовухе. Их нужно встряхнуть. И мы сделаем это, потому что у нас есть сила, власть и чувство вкуса.

— Мы убережём чу-ха от этого распада, пунчи Ланс, — улыбнулся Красотка Таакин-Кар. — Станем Новыми Богами. И через годы нам воздвигнут монументы.

Я встал, якобы размять ноги и открыть бутылку воды из холодильного шкафа, а на деле смещаясь поближе к дверям. Музыканты продолжали изучать терюнаши с интересом и лёгкой насмешкой во взглядах. Лишь Мичи-Ри, поймав дурманящую птицу, наслаждался зрелищем огненных звёзд, только ему одному видимых сквозь высокий потолок гримёрки.

Все они действительно верили в то, о чём говорили. Прямо по-настоящему. Всерьёз, на всю глубину. И это было невероятным… Впрочем, это было бы невероятным, не узнай я природу чу-ха за годы обитания в Юдайна-Сити…

— А сами вы?..

Я многозначительно оборвал вопрос на полуслове и присосался к бутылке, продолжая украдкой осматривать комнату. Пожалуй, в качестве оружия сгодится отбитое горлышко. Или ножка стула, если успею расколотить его об пол. Но что дальше? А дальше мне предстоит отнять свой рюкзак у вооружённого охранника, и только тогда…

— Конечно, мы тоже присоединимся к Добродушному Восхождению, — спокойно кивнул Полосатый, не спуская с меня глаз. — Кроме одного, определённого жребием в последний момент. Он потеряет шанс на покой, но расскажет Тиаму о подвиге остальных.

— Не жалко хвостатых?

Против воли я ощутил, что в голос возвращается кислотная едкость.

— Разумеется, нет, — насмешливо вскинулся Красотка. — Но я ни на секунду не поверю, что ты способен понять разницу между убийством и очищением…

Я облизнул губы, покачал пустой бутылкой в руке.

— Не переживай, мышка, тебе мы вреда не причиним, — вдруг, будто прочитав мои мысли, пробасил Здоровяк. — Влачи свою жалкую жизнь. Может, даже заработаешь денег на прокламаторах, ведь ты будешь одним из немногих последних…

Толстячок хмыкнул и тоже подступил к столу с порошками.

— Наверное, сейчас ты думаешь, — не оборачиваясь,