"Может быть, ты, подруга, просто под его влияние попала? – спросила себя Надя. И ответила:

– А что, и попала. Полуянов ведь парень хоть куда. Красивый, успешный, с золотой кредиткой в бумажнике. Этому типу так и хочется повиноваться, делать все, что он ни велит. А Полуянов и рад: знай себе командует. Езжай, Надя, в Рюмине. Увози Родиона к моему другу. Срывайся – без вещей, без денег – в Питер.

Помнится, мамуля говорила когда-то: у тебя, дочурка, характер мягкий, из тебя лепить можно что угодно. Так, может, ты, Надька, просто сильную руку слушаешься? Полуянов свистит, словно факир в дудочку, – а ты, завороженная змейка, под его дудочку и танцуешь.

Но, – продолжала Надя, – нужно отдать Полуянову должное: излагает он складно. Целый заговор сплел. Три смерти. Дима считает, что не случайные. Но это он так считает. Сегодня вечером уставшая Надя, словно робот, с ним просто соглашалась. Целиком и полностью. А сейчас, ночью, Надя – homo sapiens, человек разумный – будет думать и решать самостоятельно.

Итак, тетя Женя. По официальной версии – убита пьяными подростками. Такие преступления, как говорят в “Дорожном патруле”, – из числа заурядных. Дима, разумеется, с мнением милиции не согласен. Прав он, не прав – в точности неизвестно. Но вот что сомнительно: тетя Женя одно время подростковым врачом работала. И Надя сама помнит, как та хвалилась, что вся районная шпана с ней на короткой ноге, здороваются, погоду обсуждают. Какой-то местный гаврош ей даже сумки таскал… Неужели один из бывших ее пациентов позарился на грошовую пенсию?! Убил – из-за тысячи рублей? Или то были пришлые подростки? Беспредельщики?..

Теперь мама. Горе, похороны, поминки – даже времени не было ни о чем думать. Мамы – НЕТ. Вот и все, о чем тут размышлять… А надо бы. Итак, мама сбита машиной (не реви, Надька, не до эмоций! Думай!!!). И Дима опять прав – ее смерть тоже выглядит странной. Хотя бы потому, что сбила ее угнанная машина. Но, помимо этого, мамуля такой правильной была. “Посмотри налево, а дойдешь до середины улицы – посмотри направо. Неважно, что машин нет, – все равно жди зеленый”. Впрочем, если водитель пьяный – знание правил уже не поможет…

Ставинков. Не помню я этого Ставинкова, но тетя Женя, кажется, про него рассказывала. Как он холестерин все подсчитывал да воду фильтровал. Не пил, не курил, ледяной душ принимал. “Вот зануда, – смеялась тогда Евгения Станиславовна над Ставинковым. И предсказывала:

– До ста лет проживет”. Ошиблась… Но все-таки очень странно, что инсульт приключился именно с помешанным на здоровом образе жизни Ставинковым – хотя миллионы алкоголиков и курильщиков его возраста живут себе и в ус не дуют.

В общем, – решила Надя, – Дима не может доказать, что все три смерти – не случайны. Эта связь – исключительно его домысел. Но почему тогда произошли они одна за другой?! Почему коснулись людей, когда-то работавших вместе? А покушение на Диму? А странная тетка, что прицепилась ко мне в Рюмине? Нет, Полуянов прав. Тут действительно что-то нечисто”.

Состав качало на стыках, в окно бились всполохи фонарей. В купе темно, тихо – только Дима на соседней полке еле слышно посапывает. Хорошо думается на мягкой постели, под утонченный запах коньяка и Диминой туалетной воды…

"Хорошо. Будем вспоминать. Питер. Детство. Я – вся в веревочках. На шее – вечный ключ, всегда теряющиеся варежки – на резинке. Мама очень много работала. Приходила поздно, а я пыталась побаловать ее пирожным “картошка”, крутила в мясорубке старое печенье, смешивала его с какао и сгущенным молоком… Редкостная получалась гадость… Были ли у мамы проблемы? Ох, ну как же теперь узнать? Помню, как-то она весь вечер проплакала, а я терлась вокруг, лезла к ней на колени и тоже ревела в голос… Почему она плакала? Мама мне так и не сказала… Помню, пришла как-то к нам тетя Женя – сколько мне тогда было? Года три, не больше. Они с мамой три часа сидели на кухне. И меня не пускали, сердились, когда я вбегала. Почему? Говорили, им надо обсудить серьезный вопрос. Я, конечно, подслушивала под дверью, но ничегошеньки не поняла. Только фразу одну запомнила, зазубрила, как попугай: “Это, Раечка, не невоспитанность. Это – психастения”. Мама так и не объяснила мне, о чем они тогда говорили… А потом, когда я стала постарше? Я всегда просила мамулю “рассказать про работу”. И она мне рассказывала. Только без фамилий и даже без имен, “одна девочка”, “один студент”… А однажды – мне тогда, кажется, шестнадцать было – я все думала, в библиотечный мне идти или в медицинский, мама сказала: “Медицина, Надюшка, на самом деле страшная вещь… Жаль, всего тебе рассказать не могу”. Я еще тогда фантазировала: “Может, мамуля с тетей Женей какого-нибудь большого начальника не спасли, он умер, а у них неприятности? Или – они свое лекарство изобрели? Секретное?!"

Надя поуютней устроилась в гнездышке из подушек (подумать только, на полке целых две подушки!). Сон убежал окончательно. “Нет, Полуянов прав. Было, было у наших матерей что-то, какая-то тайна – и случилось что-то именно там, в любимом городе на Неве… Потому туда ехать надо. И это раз. А два – поездка в Питер лично мне очень кстати. Потому как дома сидеть я не могу. Не могу – и все. Вон, с вокзала была готова куда угодно поехать, лишь бы не домой, не в пустую квартиру. А тут подвернулся Димочка с его безумной питерской идеей. Бах, шарах, без вещей, без билетов, сумасшествие какое-то. Впрочем, я ведь ни разу в жизни не делала ничего сумасшедшего. Все – строго по морали, науке и правилам. К черту. Надоело.

А третья причина для поездки: Димка, что скрывать, – классный. Не тупой, как качки из микрорайона, но и не дохлый, как несчастные однокурснички. Хам, правда. И выпить любит. И курит много. И самомнения столько, что я самой себе дохлой курицей кажусь. Но.., что уж скрывать.., таких, как он, у меня никогда не было… И, наверно, не будет…

Поезд стал тормозить, остановился на каком-то полустанке. Одинокий фонарь высветил лицо Полуянова: сонное, расслабленное, совсем не высокомерное… “Он хороший, – затопила Надю теплая волна. – Только все строит из себя неизвестно чего… Ну и пусть выпендривается. Мне не жалко!"

На душе стало удивительно легко. Она вытащила из-под спины подушку, откинулась на мягкой полке и немедленно провалилась в сон.

…Под утро Наде приснился Родион. Пес тыкался носом в руку, просился гулять. “Уйди, зануда!” – пробормотала Надя. Оттолкнула нахальную морду и проснулась. Растерянно заморгала, не понимая, где она и что происходит. Но пронзительно свистнул локомотив, и Надя немедленно вспомнила: она – с Димой! В поезде! На пути в Питер! А Родион, бедняга, остался в Москве. Как там ему живется – у Сашки, Диминого друга?

Надя взглянула на часы – половина седьмого. Спала она всего ничего. Может, еще подремать? Нет, лучше не надо. Вдруг она разоспится, а Дима проснется раньше и увидит, какая она со сна бледная и лохматая. Не включая света, Надя пошуршала в сумке, выудила косметичку. Бесшумно выскользнула из купе.

В СВ она ехала первый раз и подивилась, что туалет открыт и очереди никакой. А вот зеркало до такого блеска проводники натерли зря. Слишком правдивое отражение. И вмятинка от подушки на щеке видна, и бледность, и синяки под глазами… Придется померзнуть: от холодной воды проступает здоровый, яркий румянец. Надя умывалась долго – аж зубы от холода застучали. Потом причесалась. Сделала было хвостик. Передумала. Когда волосы гладкие, из нее какой-то бобик получается: только пухлявые щечки и видны. Лучше волосы распустить. Она сдернула резинку, слегка начесала волосы, распушила челку. Теперь – чуть-чуть туши и бесцветного блеска для губ… Вот, вроде то, что надо. Без вызова, но и без библиотечной бледности. Она еще раз осмотрела результат – разглядывала себя придирчиво, долго. Хорошо ехать в СВ! Никто не торопит, в туалетную дверь не стучит. Интересно, сколько Дима проводнице заплатил? Хорошо бы отдать ему свою половину – только, интересно, как? В кошельке у нее осталось пятьсот рублей, на все про все. Кто, спрашивается, мешал в собес сходить, получить пособие? Ведь похоронный агент говорил, что от государства ей полагается помощь: две тысячи рублей, кажется…