При виде Эгвейн незнакомка сверкнула ярко-синими глазами, приподняла густые черные брови. Она подбоченилась, уперев кулаки в широкие бедра и позволив шали соскользнуть на локти. Эгвейн подумала, что эту женщину она раньше никогда не видела, хотя обратное, по-видимому, неверно.

– Ага, вот она, эта девчонка ал’Вир. Это ее послали в Южную гавань? За ночную работку Элайда вас щедро вознаградит. Уж воздаст по заслугам. Нет, но взгляните на нее. Взгляните, как она стоит. Можно подумать, вы для нее почетный эскорт. Мне-то казалось, она будет рыдать и причитать, взывать о милосердии.

– По-моему, она еще одурманена настоем. Сознание совсем притуплено, – пробурчала Кэтрин, искоса бросив на Эгвейн недобрый взгляд. – Кажется, она не понимает своего положения.

Барасин, продолжая держать Эгвейн за локоть, энергично встряхнула девушку, но та, слегка пошатнувшись, сумела удержать равновесие. Лицо ее оставалось спокойным, она делала вид, что не замечает взглядов, которыми окидывала ее высокая женщина.

– М-да, в шоке, – покивав, промолвила пухлая Красная. Только по сравнению с Кэтрин ее тон можно было назвать сочувственным. – Мне такое доводилось видывать.

– Меларе, как дела в Северной гавани? – спросила Барасин.

– Похоже, не столь радужно, как у вас. Кроме нас двоих все остальные верещали, точно застрявшие под забором поросята-сосунки, и я уж боялась, что мы распугаем тех, кого собрались отловить. Хорошо, хоть нашлись две женщины, способные договориться друг с другом. Как бы то ни было, наш улов – какой-то дичок, и поймать ее нам удалось не раньше, чем она половину цепи в гавани превратила в квейндияр. Мы едва не загнали лошадей в упряжке, пока неслись обратно галопом, как будто… ну, как будто захватили трофей наподобие вашего. Это Заника настояла. Даже своего Стража усадила на место кучера.

– Дичок, – с нескрываемым презрением промолвила Кэтрин.

– Только половину? – В голосе Барасин явственно слышалось облегчение. – Значит, Северная гавань не блокирована.

Вновь брови Меларе, по мере того как до нее доходил скрытый смысл слов Барасин, поползли вверх.

– Утром все выяснится, – медленно произнесла она, – когда опустят ту половину, что еще осталась железной. Другая часть тверда и крепка, как… ну, как брус из квейндияра. Небольшие лодки из гавани выйдут, но что-то крупнее… Лично я в этом сомневаюсь. – Она покачала головой с озадаченным выражением лица. – Впрочем, есть и некая странность. Даже больше, чем странность. Поначалу нам никак не удавалось дикарку обнаружить. Мы даже не чувствовали, что она направляет Силу. Вокруг нее не было никакого свечения, и ее плетений мы не видели. Цепь просто начала приобретать белый цвет. Если бы Страж Аребис не заметил лодку, она могла бы довести дело до конца и смыться.

– Хитрюга Лиане, – пробормотала Эгвейн.

На мгновение она зажмурилась. Рядом с гаванью Лиане появилась, все приготовив заблаговременно – инвертировала потоки и замаскировала свою способность направлять. Будь сама Эгвейн так же догадлива и предусмотрительна, ей, вероятно, удалось бы благополучно скрыться. Что ж, задним числом всегда судить легче.

– Этим именем она и назвалась, – нахмурившись, сказала Меларе. Брови женщины, похожие на черных мохнатых гусениц, были очень выразительны. – Лиане Шариф. Из Зеленой Айя. Очень глупая ложь – и то и другое. Там внизу Десала с нее шкуру спускает, полосует с головы до ног, а та даже не шелохнется. Мне пришлось выйти сюда отдышаться. Никогда не нравились порки, даже в таких случаях. Дитя мое, тебе известно, что за трюк она выкинула? Как она скрыла свои плетения?

О Свет! Они-то считают, будто Лиане – это дичок, набравшийся наглости называть себя Айз Седай.

– Она говорит правду. Усмирение стоило ей безвозрастного облика, поэтому она выглядит моложе. Ее Исцелила Найнив ал’-Мира, и с тех пор Лиане больше не Голубая сестра. Она выбрала для себя другую Айя. Спросите ее о чем-нибудь таком, что может знать только Лиане Шариф… – Девушка умолкла, так как комок Воздуха плотно заткнул ей рот, чуть не вывихнув ей челюсть.

– Незачем нам слушать всякую чушь! – прорычала Кэтрин.

Меларе же впилась взглядом в глаза Эгвейн.

– Несомненно, эти слова лишены всякого смысла, – промолвила она, помедлив, – но полагаю, не будет ничего плохого, если задать пару-другую вопросов, помимо обычного: «Как тебя зовут?» В худшем случае развеем скуку однообразных ответов. Ну что, Кэтрин, ведем ее вниз, в темницы? Мне не хочется надолго оставлять Десалу наедине со второй пленницей. Дичков Десала презирает, а уж женщин, вздумавших присвоить себе звание Айз Седай, просто-таки ненавидит.

– Нет, в камеру ей пока еще рано, – ответила Кэтрин. – Элайда желает отправить ее к Сильвиане.

– Что ж, если не от этой девчонки, то от другой я про тот трюк узнаю.

Рывком накинув шаль на плечи, Меларе сделала глубокий вдох и стала спускаться по ступеням – с видом женщины, которой предстоит тяжелая работа, но которой не хочется ею заниматься. Тем не менее в ней Эгвейн увидела лучик слабой надежды для Лиане. Теперь Лиане была уже не «дичком» или «дикаркой», а «другой девчонкой».

Кэтрин быстро зашагала дальше по коридору, вдобавок молча, но Барасин подтолкнула Эгвейн вперед себя, следом за второй Красной, тихонько бурча о том, что не слыхала вещи глупее, чем сестра, собравшаяся чему-то научиться у дичка или у зазнавшейся выскочки-Принятой, которая нагло врет и не краснеет. Даже какие-то обрывки величественности сохранять было трудно – как тут соответствовать высокому званию Амерлин, когда тебя тычками гонит по коридору длинноногая женщина, а у тебя в раскрытый рот – аж челюсти сводит и слюна по подбородку сочится – заткнут кляп, но девушка старалась изо всех сил. По правде говоря, она едва ли думала сейчас о том, достойно ли она держится. Слова Меларе дали ей слишком много пищи для размышлений. Если прибавить Меларе к сестрам в карете, то выходит… Нет, вряд ли все значит именно это, но если дело и впрямь обстоит так…

Вскоре бело-голубые плитки пола уступили красно-зеленым, и пленница в сопровождении двух сестер приблизилась к ничем не выделяющейся среди прочих деревянной двери между двумя гобеленами, на которой красовались изображения цветущих деревьев и птиц с большими клювами, причем они были настолько яркими и многоцветными, что казались совершенно нереальными. Хоть дверь и не была ничем отмечена, но блестела полировкой и в Башне ее знала каждая посвященная. Кэтрин постучала в дверь едва ли не с видимой робостью, и когда раздался громкий голос: «Войдите!», она, перед тем как толкнуть створку, сделала глубокий вдох. Неужели ее нерешительность вызвана неприятными воспоминаниями о той поре, как ее послушницей или Принятой вызывали в этот кабинет? Или же дело в той женщине, которая ждет их за дверью?

Кабинет Наставницы Послушниц был в точности таким, каким его помнила Эгвейн, – небольшая комната с темными панелями на стенах, с простой и прочной мебелью. Узкий стол у двери чуть украшен причудливым узором, а резной рамы висевшего на стене зеркала легко коснулись мазки позолоты, но больше никаких украшений на предметах обстановки не было. Полдюжины стоячих светильников и пара ламп на письменном столе были изготовлены из гладкой меди, но при этом все были разномастными. Обычно при вступлении на престол новой Амерлин хозяйки кабинета менялись, тем не менее Эгвейн готова была биться об заклад, что женщина, послушницей переступавшая порог этой комнаты двести лет назад, узнала бы почти все предметы меблировки и, вероятно, все остальное тоже ей было бы знакомо.