Она снова пытается включить радио и попадает на группу Peter, Paul and Mary. «Ответ, мой друг, витает в воздухе». Кирби закрывает глаза.

Просыпается она вместе с солнцем в четверть шестого и сразу принимается за работу. Еще раз просматривает счета и спешит в уборную, чтобы освежиться. Ставит кофеварку и раскладывает на тарелке пончики с сахарной пудрой для гостей. Ровно в шесть появляется Бобби Хоуг из третьего номера, в шортах и теннисных туфлях. У него нет левой руки. Ее оторвало гранатой во время операции в Куангнаме, когда он был повторно призван в морскую пехоту. «Раз морпех – всегда морпех», – говорит Бобби Хоуг, поэтому каждый день встает пораньше и совершает пятимильную пробежку.

– Доброе утро, мистер Хоуг, – приветствует Кирби.

– Доброе утро, Кирби, – отвечает Бобби.

На крыльцо с громким стуком падают газеты, и Кирби выбегает из-за стола, чтобы забрать прессу, но Бобби Хоуг подхватывает пачку правой рукой и кладет на тумбу в центре вестибюля. Кирби чувствует прилив восхищения, а затем украдкой смотрит на округлый обрубок.

– Сегодня я не буду читать прессу, – заявляет Бобби Хоуг и тепло улыбается. Кирби рассказала, что ее брат служит на Центральном нагорье. – И тебе тоже не стоит.

– Договорились, – соглашается Кирби. Она с готовностью подыгрывает, притворяясь, что весь мир так же безмятежен, как Эдгартаун, штат Массачусетс, в шесть часов летнего утра.

Бобби Хоуг машет ей культей и сбегает по ступенькам крыльца.

В свой первый выходной Кирби отправляется на пляж Инквелл. Она раздумывала об этом каждый день после встречи с Дарреном, но сдерживалась, что было вовсе на нее не похоже. Кирби вспоминает о первых пьянящих днях со Скотти Турбо, о том, как ей хотелось забраться в его кабриолет и поехать на озеро Уиннипесоки. Тогда она была дурой, но с тех пор поумнела.

Понедельник просто идеален: теплое солнце, низкая влажность, голубое небо, через открытое окно пикапа мистера Эймса, к удовольствию Кирби, дует восхитительный ветерок с воды. Кирби потратила шесть драгоценных долларов из отложенных денег на такси до работы и обратно, прежде чем мистер Эймс спас положение, предложив по утрам отвозить ее в Оук-Блаффс, поскольку у них одинаковый график. Обычно и Кирби, и мистер Эймс слишком устают и не болтают, но нынче утром она чересчур возбуждена предстоящим днем.

– Я собираюсь на пляж Инквелл, – сообщает Кирби. – Вы там бывали?

– Случалось, в молодости ездил с семьей жены. – Мистер Эймс делает паузу. – Тебе и твоим друзьям, наверное, больше понравится Катама или общественный пляж.

– У меня пока нет друзей. В смысле есть одна подруга из колледжа, работает няней в Чилмарке, а еще я познакомилась с соседкой.

– Так зачем тебе на Инквелл? Позволь спросить, если ты не против?

– Я встретила парня, и он позвал меня. Даррен Фрейзер, пляжный спасатель.

– А, я знаю Даррена. Сестра моей жены замужем за двоюродным братом судьи Фрейзера.

– Это он, – кивает Кирби.

Даррен – сын доктора Фрейзер, и та знает (или нет) о неприятном прошлом Кирби, а также судьи Фрейзера, и тот может добраться (или нет) до записей об аресте Кирби. Даррен Фрейзер – последний парень в Массачусетсе, которым ей следовало бы интересоваться.

– Это Даррен пригласил тебя на Инквелл? – уточняет мистер Эймс.

Кирби кивает.

– Ну ладно, тогда повеселись.

Кирби слишком нервничает, чтобы завтракать с остальными девушками, и слишком взволнована, чтобы заснуть или хотя бы задремать. Она поднимается в комнату и ставит на проигрыватель пластинку «Stand!» группы Sly & the Family Stone, альбом, припасенный для мечтательного настроения. Она включает музыку так громко, как только осмеливается. (Пару вечеров назад Кирби слушала Crosby, Stills & Nash, альбом для самосозерцания, к ней наверх ворвалась одна из ирландских Мисс – Микаэла – и сказала со своим выраженным тягучим акцентом: «Фыключи!» – а Кирби ответила: «Извини, не думала, что тебе пятьдесят».)

Она надевает красное бикини и удлиненную футболку с психоделическими узорами, на которой спереди вручную нарисован знак мира. На тот марш протеста, когда ее арестовал Скотти, к этой же футболке Кирби надела джинсы и замшевые сапоги с бахромой. Скотти выбрал ее из толпы, потому что она «отлично выглядела в этом прикиде». Кирби повязывает волосы красной банданой, впервые за неделю распустив пучок, и надевает солнцезащитные очки. Она готова.

Ей нужна напарница, как Этель для Люси[22]. Раджани на этой неделе подрабатывает няней без выходных, так что она не вариант. Кирби спешит вниз по лестнице, прихватив соломенную сумку, в которой до сих пор остался песок с Мадэквечем-бич и горсть собранных Джесси ракушек, и стучит в дверь Патти.

Та все еще в пижаме, жует зерновой батончик.

– Вчера ночью я напилась с друзьями брата, – говорит она, – и позволила одному из них, богатенькому сынку из Нью-Йорка по имени Люк, добраться до второй базы.

– До второй базы? Значит, он тебе понравился? – Кирби прислоняется к дверному косяку и наблюдает, как Патти краснеет. И вдруг понимает, что скучает по подружкам. В общежитии школы для девочек они все время сплетничали и болтали.

– Люк симпатичный. Я не поверила, что он мной заинтересовался. Но… он сказал, ему нравятся полненькие девушки с длинными волосами, за которые можно тянуть.

Это вызывает у Кирби взрыв смеха.

– Наверное, Люк просто хотел сказать, что ему нравятся красивые девушки вроде тебя. – Она толкает Патти в плечо. – Пойдешь со мной на пляж?

– Мне нужно поспать. Я поздно встала и сегодня работаю, но, может, присоединюсь к тебе потом. Куда ты идешь?

– На Инквелл.

Патти издает резкий звук, то ли фырканье, то ли вскрик.

– Разве тебе никто не сказал?

– Что сказал?

Патти понижает голос.

– Это негритянский пляж. «Инквелл» значит «чернильница», от слова «черный», улавливаешь?

Кирби чувствует, как у нее сводит живот.

– Я знаю, – говорит она. Щеки пылают, Кирби колеблется: отступить или бороться. Бороться. – Я познакомилась с парнем, который работает там спасателем. Он меня пригласил.

Патти смотрит на нее долгую секунду, и Кирби задается вопросом, не окажется ли расисткой единственная девушка в доме, которая потенциально могла бы стать ее подругой. Внезапно Кирби снова шестнадцать, она сидит на уроке обществоведения и слышит, как Стив Уиллард и Роджер Доннелли называют мисс Карпентер, любимую учительницу Кирби, словом на букву Н. Кирби плюнула на парту Роджера. Начался переполох, и именно ее оставили после уроков. Когда мисс Карпентер спросила, что могло заставить девочку поступить столь недостойно, Кирби отказалась отвечать. У нее не хватило духу признаться учительнице, что она защищала ее. Однако мисс Карпентер, должно быть, интуитивно все поняла и сказала: