— Да очень просто, Саксоночка. Раз можешь стоять, значит, не пьяный. — Он отпустил каминную доску, шагнул ко мне и медленно осел на пол — глаза пустые, широко раскрыты, и мечтательная улыбка на губах.

— О-о!.. — только и смогла произнести я.

Тирольские трели петухов во дворе и стук горшков снизу, в кухне, разбудили меня на рассвете. Фигура, лежавшая рядом, дернулась. Джейми пробудился мгновенно, сразу и сморщился — от боли в голове.

Я, опершись на локоть, созерцала эти бренные останки. Могло быть и хуже. Глаза плотно зажмурены, чтобы не раздражал солнечный свет, волосы торчат в разные стороны, как иглы у ежа, но кожа бледная и чистая и пальцы, сжимающие край покрывала, почти не дрожат.

Я осторожно приоткрыла пальцем одно зажмуренное веко, заглянула под него и шутливо спросила:

— Есть кто дома?

Тут и второй глаз, близнец первого, медленно приоткрылся. Я убрала руку и встретила его взгляд улыбкой:

— Доброе утро!

— Это как посмотреть, Саксоночка, — ответил он и снова закрыл глаза.

— Ты хоть имеешь представление, сколько в тебе весу? — спросила я как бы между прочим.

— Нет.

Сам тон ответа подсказывал, что он не только не знает, но и вообще никогда не задумывался об этом. Однако я не сдавалась.

— Думаю, стоунов[12]пятнадцать, около того. Вес кабана приличных размеров. К сожалению, у меня нет помощника, который подвесил бы тебя к шесту вверх ногами и отнес к дымящемуся очагу.

Один глаз приоткрылся снова и с тревогой уставился на меня, затем он перевел взгляд на выложенный плиткой пол у камина в дальнем конце комнаты, и губы раздвинула робкая улыбка.

— Как это ты умудрилась втащить меня на кровать?

— А я и не тащила. Поднять тебя я все равно не смогла бы, а потому оставила лежать там, только прикрыла одеялом. Потом, где-то в середине ночи, ты немного очухался и приполз сюда.

Он, похоже, был удивлен и открыл уже оба глаза:

— Правда?

Я кивнула и попыталась пригладить рыжие волосы, торчавшие над левым ухом.

— О да! Ты действовал очень целеустремленно.

— Целеустремленно? — нахмурившись и обхватив голову руками, он на мгновенье задумался, потом произнес: — Да нет, я не мог.

— Очень даже мог. Со второй попытки.

Он недоверчиво оглядел свои руки, грудь и ноги, словно сомневаясь в способности своего тела проделать такие действия, затем снова перевел взгляд на меня.

— Правда? Слушай, это же нечестно! Я ничегошеньки об этом не помню! — Секунду он молчал и выглядел пристыженным. — Скажи, а я… это… не натворил никаких глупостей?

— Нет. Глупостью это вряд ли можно назвать. К тому же ты был не слишком разговорчив.

— Слава Господу и на этом, — сказал он, и из груди его вырвался тихий смешок.

— Гм… Ты только и твердил: «Я люблю тебя».

Он снова усмехнулся, на этот раз громче:

— Ах, вон оно как… Могло быть и хуже.

Он набрал в грудь воздуха, потом вдруг замер. Повернул голову и начал принюхиваться к пучку мягких рыжеватых волос под приподнятой рукой.

— Боже! — воскликнул он и сделал движение — отстранить меня. — Не вздумай принюхиваться ко мне, Саксоночка. От меня воняет, как от старого вепря, который сдох вот уже как неделю.

— И был потом замаринован в бренди, — добавила я и придвинулась ближе. — Как это, скажи на милость, ты умудрился так нализаться?

— Пресловутое гостеприимство Джареда. — С глубоким вздохом он откинулся на подушки и обнял меня за плечи. — Он повел показывать свой склад в доках. Показал и кладовую, где хранятся самые редкие вина, португальский бренди и ямайский ром. — Он слегка поморщился при этом воспоминании. — Пришлось попробовать. Вино оказалось неплохим, особенно если сперва набрать в рот, а потом выплюнуть, как делают знатоки, но разве могли мы поступить таким образом с бренди? Кроме того, Джаред уверяет, что оно должно медленно стекать по горлу, только так можно по-настоящему оценить качество бренди.

— Ну и сколько же вы его оценили? — с любопытством осведомилась я.

— Потерял счет уже на второй бутылке. — Тут за окном зазвенел колокол, сзывающий к утренней мессе. Джейми выпрямился и уставился в окно, через которое в комнату врывались яркие лучи солнца. — Господи, Сак-соночка! А который теперь час?

— Думаю, около шести, — ответила я. — А что?

— О, ну тогда еще ничего. Я уж испугался, что звонят к полуденной мессе. Потерял всякое представление о времени.

— Да уж. А впрочем, разве это имеет значение?

Он энергично откинул одеяла и встал. Слегка пошатнулся, но сохранил равновесие. Прижал обе ладони к голове, словно желая убедиться, что она на месте.

— Знаешь, — вздохнул он, — сегодня мы с Джаредом договорились встретиться в доках, у него на складе.

— Вот как? — Я вылезла из кровати и нашарила под ней ночной горшок. — Если он планирует довести начатое до конца, то ему вряд ли нужен свидетель.

— Что довести до конца?

— Да вот что. Почти все твои родственники только и мечтают прикончить тебя или меня. Почему бы и не Джаред тоже? Одну попытку он уже предпринял, отравил тебя алкоголем.

— Ужасно смешно, Саксоночка! — сухо парировал он. — Лучше скажи: есть у тебя какой-нибудь приличный наряд?

В дороге я была одета в серое саржевое платье, приобретенное в аббатстве через надежных людей на распродаже, однако я все же захватила с собой платье, в котором бежала из Шотландии — подарок леди Аннабель Макрэннох, — красивое, бархатное, зеленого цвета, оно немного бледнило меня, но выглядело очень нарядным.

— Думаю, да, если только оно не пострадало от морской воды.

Я опустилась на колени у маленького дорожного сундучка, достала и развернула платье. Опустившись со мной рядом, Джейми поднял крышку аптечки и начал изучать ряды склянок, пузырьков, коробочек и пакетиков с травами.

— А у тебя есть здесь что-нибудь от сильной головной боли, Саксоночка?

Глянув через его плечо, я дотронулась до одного пузырька:

— Шандра помогает, хотя это и не лучшее средство. Вот чай из коры ивы с фенхелем очень хорош, но нужно время, чтоб настоялся. Вот что, дам-ка я тебе печеночницу. Тут же снимает всякую головную боль.

Он подозрительно скосил на меня синие глаза:

— От одного названия тошно…

— Да, — весело согласилась я. — Но средство замечательное. Вырвет, и тут же станет легче.

— М-м-м… — Он встал и придвинул мне ногой ночной горшок. — Рвота по утрам — это по твоей части, Саксоночка. Давай собирайся, одевайся. Я уж как-нибудь справлюсь с головной болью сам.