Как врач Тимашук попала в весьма щекотливое положение. С одной стороны, перед ней был не просто больной, а второй человек в партии. С другой — консилиум, в составе ее непосредственных начальников… настаивал на подлоге документов, хотя слово подлог здесь не совсем уместно — в медицине имеется масса случаев, когда разные врачи ставят разные диагнозы. В письме содержались серьезные обвинения — вопреки ее заключению (кардиолога с 22-летним стажем) — об остром инфаркте у Жданова, три профессора и врач, «в категорической форме», заставляли ее замолчать, а больного продолжали убеждать в необходимости увеличения физической нагрузки, что — «может привести к роковому исходу».

С другой стороны, она не хотела идти против начальства и потерять хорошо оплачиваемое место в престижной правительственной больнице. Иначе почему согласилась хотя и частично переписать заключение?

Немалое значение сыграло и то, что все действия врачей Лечсанупра контролировались сотрудниками МГБ, поэтому изменять заключение было попросту опасным. Написав письмо и сделав фотокопии ЭКГ пленок, она заботилась, прежде всего, о себе. Против данной версии вроде бы свидетельствует тот факт, что она написала его Власику, а не Абакумову. Но, видимо, так ей посоветовал охранявший Жданова Белов.

Вторая версия — ее как врача-профессионала взволновала судьба пациента и нарушение ею заповедей врача, капитуляция профессиональной совести перед давлением именитых начальников… Ей ничего не оставалось делать, как действовать самой. Но действовать как? Обратиться к самому больному? К семье обратиться неэтично… Но если она такая принципиальная, как пишет Мухин, то надо трезвонить в колокола, идти к больному и требовать отмены неправильного лечения. Тимашук потом писала, что «цель его (письма) была спасти жизнь больного».

Если Егоров и Виноградов могли добросовестно заблуждаться и не верить, что у Жданова инфаркт, то Тимашук 28 августа, наклеив ленты кардиограммы на бумагу, ниже без тени сомнения написала: «Инфаркт миокарда в обл. передней стенки и перегородки», но не бросилась к Жданову и не предупредила его!

Третья версия — Тимашук подстраховалась, написала донос на всякий случай. Она указала, что у Жданова инфаркт. Как говорят, «лучше перебдеть, чем недобдеть». Интересен еще один факт. Как в такой суете (на государственной даче?) Тимашук находит где-то фотоаппарат, (возникает мысль — «А не стоял ли кто-то за этими событиями «в тени») — и снимает фотокопию кардиограммы. (Саму кардиограмму она приложила к записке). Как это понять? А понять это можно так. Написав письмо и сделав фотокопии пленок, она заботилась уже о себе. Она понимала, что при таком лечении Жданов умрет. И если бы она пошла на поводу у консилиума, переписала заключение, а вскрытие показало бы, что у больного был инфаркт, то все врачи (Майоров, Егоров, Виноградов) хором бы указали пальцами на нее, как на виновницу. Она вовремя поняла, какая роль ей была уготована заранее. Но роль «козла отпущения» явно не нравилась Тимашук. Уроки доктора Казакова, лечившего Куйбышева, или доктора Левина, врача председателя ГПУ Менжинского (оба казнены в 1938 году), во врачебных кругах не были забыты.

Рассказывают, что был такой врач-пророк, который безошибочно определял пол будущего ребенка у беременных женщин. Делал он это очень просто. Он на словах говорил женщине, что у нее будет девочка, а сам писал в журнал мальчик. Бумаг на руки он не выдавал. Когда предсказание сбывалось (50 % случаев — рождалась девочка), родители были довольны, и они больше не приходили. Его слава пророка росла. Если же предсказание не сбывалось (рождался мальчик) и возмущенные родители приходили с претензиями, то тогда он им заявлял, что они не так его поняли и показывал запись в журнале, где было написано его сделанное в то время противоположное «предсказание». Так и Тимашук, могла точно не знать, но перебдела.

Тимашук имела уже к тому времени большой опыт расшифровки ЭКГ и она была уверена в своем диагнозе. Поэтому она понимала, что увеличенная двигательная активность Жданова может привести (а может и не привести) к смерти. Об этом свидетельствует ее письмо. В конце своего письма Тимашук утверждала, что консультанты и лечащий врач Майоров «недооценивают, безусловно, тяжелое состояние Жданова, разрешив ему подниматься с постели, гулять по парку». По ее мнению, это «в дальнейшем может привести к роковому исходу». И она решила подстраховаться. В то время больных с инфаркт вели очень консервативно, не разрешая им даже вставать с постели в течение 5 дней. Поэтому Тимашук сигнализировала. И, как тот врач-«предсказатель» пола ребенка, Тимашук, после письма Власику, в случае смерти Жданова от инфаркта, она могла заявить, что всех предупреждала, а если бы Власик ее записку и ленты кардиограммы уничтожил, то она бы предъявила их фотокопии.

К этой версии примыкает Мухин, ко мнению которого, письмо Тимашук было настоящим доносом. Вот как обосновывает свою версию Ю. Мухин: «Давайте поставим себя на ее место. Вот мы сделали кардиограмму и из нее узнали, что у Жданова инфаркт и для того, чтобы его спасти, нужно немедленно прописать ему строжайший постельный режим. Если мы честные врачи, то что бы мы сделали? Правильно, мы немедленно бросились бы к Жданову и убедили его лечь, не вставать и не сильно шевелиться. Спасать, так уж спасать! А что сделала Тимашук? Она ни слова не говорит Жданову, по требованию Егорова и Виноградова меняет свой диагноз, а затем пишет записку Власику, причем находит гдето фотоаппарат, чтобы снять фотокопию кардиограммы. (Саму кардиограмму она приложила к записке). Как это понять? А понять это нужно только так.

Скорее всего, ей плевать было на Жданова, она заботилась только о себе. Ведь если бы Жданов умер, а вскрытие показало, что у него был инфаркт, то все врачи (Майоров, Егоров, Виноградов) хором бы указали пальцами на нее как на виновницу — ведь это она своей расшифровкой кардиограммы «убедила» их, что инфаркта нет. Вот Тимашук и застраховалась, послав письмо Власику. Теперь, в случае смерти Жданова от инфаркта, она могла кричать, что всех предупреждала, а если бы Власик ее записку и ленты кардиограммы уничтожил, то она бы предъявила их фотокопии. Мне думается, что она сама не сильно верила в свой диагноз и, если бы Жданов выздоровел, то она бы оправдалась перед Власиком, что от старательности «перебдела». Но Жданов умер, и теперь она своей запиской поставила, как минимум, на грань увольнения Егорова, Виноградова и самого Власика».

Четвертая версия — она это сделала по долгу службы, работая секретным сотрудником МГБ. Тимашук была агентом МГБ. То есть, она доносила по долгу службы. Сама Тимашук настаивала в