— Приколы? — переспросил я. — Зачем они им?

— От них все кичевники приходят в хорошее настроение. Они им нравятся.

— Ага, ясно.

Я понимающе кивнул.

Нет, объяснения, конечно, штука хорошая, но некоторые вещи стоит увидеть собственными глазами. Что там за приколы, с чем их кичевники едят? Может быть, тогда хоть что-то прояснится.

— А еще приколы являются средством опознания. Настоящий кичевник от них просто тащится. Ну, так по крайней мере говорят.

— Тащится?

— Да, и еще его от них колбасит. По правде говоря, я всегда хотел посмотреть, как это происходит. Может быть, сейчас получится?

— Тогда не будем здесь задерживаться, — предложил я. — Давай поищем плантации приколов.

— Давай, — согласился Майло.

К этому времени толпа вокруг человека с восточным лицом осталась уже позади, и мы теперь находились возле шатров. Украшавшие их фотографии были довольно красноречивы. Я даже ненадолго остановился, чтобы рассмотреть одну из них, находившуюся в самом центре скопления жилищ местной элиты. На ней была изображена женщина с лицом домохозяйки. Она стояла на вершине пирамиды из книг с яркими обложками. У подножия пирамиды сидели три толстых бородача и что-то печатали на пишущих машинках. Судя по формату заложенных в машины листков и по валявшимся рядом с бородачами пустым книжным обложкам, они создавали книги для этой пирамиды.

Хм... странная все-таки штука, это густойбище. Как можно объяснить эту фотографию? Я покачал головой.

— Это элитные чумы, — объяснил Майло. — В них живут только самые известные кичевники.

— А что означает вот это? — спросил я у него и ткнул пальцем в так озадачившую меня фотографию.

Майло пожал плечами.

— Не имею ни малейшего представления. Но что-то, несомненно, означает.

— А откуда кичевники взялись? — спросил я. — Ты не знаешь, как они здесь очутились?

— Знаю, — сообщил мой провожатый. — Это случилось не так давно. Если хочешь, могу рассказать.

— Валяй, — разрешил я. — Только давай не будем терять время. Двигаемся дальше.

Мы пошли прочь от шатров, и тут я увидел тотем. Он стоял возле самой границы просеки, до поры до времени скрытый деревьями. У подножия его был насыпан холм, как мне показалось, насыпанный из перевязанных крест-накрест пачек бумаги. На самой вершине тотема была устроена площадка, украшенная флагами, здорово смахивающими на американские. Еще на площадке виднелась горка магнитофонных кассет и компьютерных сидиромов.

Мне захотелось протереть глаза.

Американские флаги... вот как? Откуда это? Может быть, они всего лишь привиделись? Ну-ка... ну-ка... надо взглянуть поближе.

— Ты куда? — насторожился Майло.

— Сейчас, сейчас, — пробормотал я. Ноги сами несли меня к этому тотему.

— Хочешь посмотреть на тотем затуманивания?

— Хочу, — признался я.

Теперь продвигаться к холму было труднее. Возле | него было довольно многолюдно. Причем, как я уже видел, чем ближе к нему, тем больше попадалось коленопреклоненных фигур. Можно было даже рассмотреть закинутые к небу лица, выражающие беспредельный восторг, полузакрытые в экстазе глаза, вскинутые руки...

М-да... Если эти пачки еще и окажутся долларами... Откуда они тут могли взяться? Возможно, этот мир все-таки как-то связан с моим родным? А раз так, то остается лишь найти эту связь...

Я остановился и тряхнул головой.

Да нет же... Мне это всего лишь показалось.

Теперь я совершенно ясно видел, что флаги лишь достаточно отдаленно напоминают американские, а предметы на площадке совсем не похожи на кассеты и диски, да и пачки не сильно смахивают на доллары.

Как я мог обознаться?

— Парень, — вкрадчиво сказал Майло, — а не поманило ли тебя? Может быть, лучше вернуться к ящеру?

Поманило? Вот еще. Это меня-то, человека, жившего годы и годы в мире снов, научившегося мгновенно распознавать любую его ловушку? Да нет, я не могу попасться так просто. По сравнению с каким-нибудь средней паршивости кошмаром... Может быть, я сам себя обманул, принял желаемое за действительное? Но угодить в ловушку с подменой... Нет, такого не может быть.

— Все нормально, — заверил я своего провожатого и, повернувшись к тотему спиной, пошел прочь.

— Ну, как знаешь, — пробормотал Майло. — А я на всякий случай все-таки вернулся бы к ящеру.

И тут я резко остановился во второй раз, поскольку вот это-то галлюцинацией быть не могло.

«Мурка»! Где-то совсем рядом струнный инструмент, кажется скрипка, наигрывал «Мурку». Причем сейчас никакой ошибки быть не могло. Она самая, до последней ноты, родившаяся в блатных шалманах и выросшая, набравшаяся сил в продымленных пьяных кабаках. Превратившаяся со временем в своеобразный гимн блатного понимания мира. Она была здесь, и честное слово, услышав эту мелодию, я напрочь забыл о ее преступном прошлом. В данный момент она являлась весточкой из моего мира. И вот ее-то спутать с чем-то другим я никак не мог. Совпадения были исключены.

«Мурка»!

Я рванулся туда, откуда она слышалась.

— Его поманило! — послышался за спиной крик Майло.

Какое там — поманило? И кстати, что еще он мог крикнуть? Ему-то эта мелодия ничего не говорила. Интересно, как она здесь называется? А может, сохранила родное название?

Майло схватил меня за руку. Причем отпускать ее он явно не собирался. На лице у него была написано выражение безграничного упрямства. Примерно с таким же видом бизнесмен средней руки, узрев кружку Для сбора благотворительных пожертвований, хватается

За бумажник.

— Пусти, — тихо сказал я. — Мне надо... я тут услышал...

— Знаю я, чего ты услышал, — пропыхтел Майло. — Голос небось? Все, кого поманило, его слышат. Не пущу!

— Да какой голос?!

Я все-таки вырвал руку и двинулся на музыку. Если она замолчит, если музыкант надумает сыграть что-то другое, то я, возможно, даже не смогу его найти. Мало ли в толпе найдется скрипачей? И значит, необходимо торопиться, пока льющаяся из-под смычка музыка не исчезла.

Где-то там, в толпе ряженых, за видневшейся неподалеку аркой из живых цветов, играл на скрипке человек, каким-то образом побывавший в моем мире, услышавший там эту мелодию, почти наверняка знающий в него дорогу... Где-то там...

— Стой, — кричал сзади Майло. — Тебе туда нельзя!

Вот тут мне захотелось ему врезать. Для того, чтобы не тратить время на объяснения. Сейчас была дорога каждая секунда. И я даже стал прикидывать, куда его будет лучше ударить, для того чтобы сразу сбить с ног, отвязаться от него хотя бы на некоторое время.