Никто не двинулся с места. Мы с Локвудом сидели так, словно попали в призрачный захват. Джордж медленно снял с носа очки и принялся протирать их своим джемпером.

Сообщив нам фатальную новость, инспектор Барнс словно сбросил с плеч тяжелую ношу. Он ожил и принялся расхаживать по нашей гостиной, на ходу прихлебывая чай.

– Положите письмо вон на тот столик, пожалуйста, – сказал Локвуд. – Я просмотрю его позже.

– Напрасно обижаетесь, мистер Локвуд, – сказал Барнс. – Так случается, когда в агентстве нет настоящего руководителя. Нет взрослых инспекторов! Агентства, которые возглавляют взрослые, справляются со своей работой четко и с минимальными потерями. А вы, – он с пренебрежением махнул рукой, – вы всего лишь трое подростков, задумавших играть во взрослые игры. Об этом в вашем доме свидетельствует все – даже тот хлам, который вы держите на полках, – он наклонился, чтобы прочитать маленькую наклейку. – Индонезийская ловушка для призраков! Фу ты ну ты! Музейная редкость!

– Эту коллекцию собирала моя мать, – негромко заметил Локвуд.

Инспектор его не услышал. Он швырнул конверт на стоящий у стены столик и в этот момент заметил накрытый пятнистым носовым платком предмет. Барнс нахмурился, сдернул платок и уставился на заполненную желтым дымом банку. Наклонился, чтобы лучше рассмотреть, что там внутри, и нахмурился еще сильнее.

– А это? Это еще что, позвольте вас спросить? Мерзкая тварь, которую давным-давно следовало спалить дотла… – и он небрежно постучал пальцем по стеклу.

– Я не намерен этого делать, – сказал Локвуд.

– Почему?

Внутри банки колыхнулась желтая плазма, сложилась в лицо. На Барнса взглянули выпученные глаза призрака, раскрылись губы, обнажив горную цепь неровных зубов. Затем призрак показал инспектору язык.

Трудно сказать, все ли сумел рассмотреть в этом видении инспектор, но что-то наверняка почувствовал. Во всяком случае, он издал какой-то обезьяний возглас и в ужасе отскочил назад. При этом его рука дернулась вверх, остатки чая выплеснулись в лицо инспектору и на его рубашку. Пустая чашка упала на пол.

– Джордж, – мягко сказал Локвуд, – я же просил тебя держать эту банку внизу.

– Знаю. Но я такой забывчивый.

Барнс моргал, сопел, вытирая лицо.

– Вы безмозглые идиоты! – заявил он. – Что это у вас за чертова штуковина?

– Не могу сказать наверняка, – ответил Джордж. – Возможно, Спектр какого-нибудь вида. Приношу свои извинения, мистер Барнс, но, право, вам не следовало наклоняться так близко. Иногда этот призрак принимает такие гротескные формы…

Инспектор схватил с чайного подноса салфетку и принялся вытирать ею свою рубашку.

– Это именно то, о чем я говорил, – заявил он. – Такие банки нельзя держать в частном доме. Они должны храниться в специальном месте, под контролем соответствующих ответственных лиц, или, что лучше всего, уничтожаться. А что, если ваш призрак вырвется на свободу? Что, если к вам в дом зайдет какой-нибудь ребенок и обнаружит эту баночку? Она даже меня напугала до полусмерти, а вы ее держите вот так, прямо на виду, на столе. – Он мрачно покачал головой: – Как я уже сказал, вам просто кажется, что все это игрушки. Ну хорошо, я сказал все, с чем пришел. Прочитайте эти документы, мистер Локвуд, и подумайте, что вам делать. Помните, у вас на все про все четыре недели. Четыре недели – и шестьдесят тысяч фунтов. Провожать меня не надо, не утруждайтесь. Я сам найду дорогу. Хочу надеяться, что в холле меня не сожрет какой-нибудь упырь.

Он нахлобучил свой котелок и поковылял прочь. Мы молча дождались, когда за инспектором захлопнется входная дверь.

– Свидание было довольно утомительное, – заметил Локвуд. – Правда, конец получился забавным.

– Еще бы! – хмыкнул Джордж. – Конец получился на славу. Ты видел его лицо?

– Никогда не видела человека, который двигался бы так быстро, как инспектор, – усмехнулась я.

– Совсем как каменный, правда?

– Ага. Прикольно.

– В самом деле прикольно.

– Да.

Наш смех утих. Наступило долгое молчание. Мы все стояли, пялясь в пустоту.

– Ты можешь заплатить Хоупам? – спросила я.

Локвуд глубоко вдохнул, сморщился от боли и раздраженно потер ребра.

– Если ответить коротко – нет. Мне достался этот дом, но не крупный счет в банке. Во всяком случае, денег на нем никак не хватит, чтобы заплатить Хоупам. Единственное, что я могу сделать – продать этот дом, но это, как хорошо известно Барнсу, будет означать конец нашего агентства…

На короткое время Локвуд поник головой, но затем внутри него словно щелкнул переключатель, и к нему возвратилась былая энергия. Он одарил нас с Джорджем своей неповторимой улыбкой и сказал:

– Но мы же не допустим этого, правда? У нас есть четыре недели! Уйма времени, чтобы заработать большие деньги! А для этого нам позарез необходимо настоящее дело, которое сможет привлечь внимание публики, – он указал пальцем на черный гроссбух и продолжил: – Больше никаких дурацких Теней, Луркеров и прочего хлама. Нам нужно дело, которое прославит наше агентство. Что ж… завтра начнем искать такое… Нет, Джордж, спасибо, я не хочу чаю. Я немного устал. Пойду прилягу, а вы как хотите.

Он пожелал нам доброй ночи и ушел. Мы с Джорджем остались в гостиной и долго молчали.

– Я не сказал ему, но одно из таких дел мы уже потеряли, – заговорил наконец Джордж. – Они позвонили сегодня и отказались. Уже успели прочитать о пожаре.

– Леди с котом?

– Нет. Гораздо интереснее.

– На самом деле, четырех недель не хватит, чтобы собрать столько денег, я права?

– Не хватит, – Джордж сел на диван, поджал под себя ноги и уныло подпер руками подбородок.

– Но это нечестно, – сказала я. – Мы рисковали своей жизнью!

– Угу.

– Мы столкнулись с очень грозным призраком. Мы избавили Лондон от большой опасности!

– Ага.

– Да нас прославлять за это нужно!

Джордж потянулся, готовясь встать с дивана, и вяло заметил:

– Все это так, однако нашему делу не поможет. Ты проголодалась?

– Нет. Просто устала. Думаю тоже пойти лечь спать. – Я смотрела, как Джордж подбирает с пола чашку, которую уронил инспектор, и ставит ее на поднос. – Ну, хотя бы с делом Аннабел Вард все закончено. Пусть маленькое, но утешение.

– Ага, – уныло усмехнулся Джордж. – Это ты точно подметила.

Я проснулась где-то посреди ночи. В комнате было темно, все тело ныло от боли. Я лежала на спине, в очень неудобном положении, слегка повернувшись лицом к окну. Одна рука была согнута и лежала на подушке, вторая вытянута поверх одеяла. Глаза открыты, мозги включены и приведены в состояние боевой готовности. Казалось, я и не спала вовсе, хотя не могла не проспать несколько часов, потому что такая тяжелая, глухая тишина наступает только в самое мрачное предрассветное время.