(Вплоть до конца 1980-х годов в СССР эта информация являлась государственной тайной. Впервые подлинная статистика осуждённых за контрреволюционные преступления (3 777 380 за 1921–1953 гг.) была опубликована в сентябре 1989 года, в статье В. Некрасова в «Комсомольской правде»).]

Но вернёмся к съезду. Отчётный доклад ЦК читал Хрущёв и в нём не было даже намёка на «преступления Сталина»: «Вскоре после 19-го съезда партии смерть вырвала из наших рядов Иосифа Виссарионовича Сталина. Враги социализма рассчитывали на возможность растерянности в рядах партии, раздоров в её руководстве, колебаний в проведении её внутренней и внешней политики. Однако эти расчеты провалились».

Согласитесь, что эти слова несколько диссонирует с тем, что в своём закрытом докладе говорил Хрущёв о Сталине.

Почему? Ответ один: он хотел притупить бдительность делегатов, а потом оглушить их сногсшибательной информацией. Как я писал, они с Микояном ещё до съезда готовили доклад. Но не только они…

Необходимо отметить, что доклад Хрущева на XX съезде разоблачал сталинские репрессии не против народа, а против партийной верхушки. То есть – и коллективизация, и война, и аресты по доносам, и постоянный дефицит – это так и должно быть, а вот расстрел Постышева и Эйхе прощён быть не может!

Ещё в 1954 г. были отменены Сталинские премии, которые выплачивались из гонораров Сталина.

Показательно, что на пленумах 53-56-го годов не обсуждался будущий доклад на съезде, т. е. «соратники» ничего не знали. Обсуждался только основной доклад.

Но Хрущёв всё равно боялся зачитывать доклад и в перерыве между заседаниями съезда собрал в комнате членов Президиума и поставил вопрос о зачитывании доклада. Но согласия не было, как писал Микоян: «Молотов, Ворошилов и Каганович сделали попытку, чтобы доклад вообще не делать». Каганович пишет: «XX съезд подошёл к концу. Но вдруг устраивается перерыв. Члены Президиума созываются в задней комнате, предназначенной для отдыха. Хрущёв ставит вопрос о заслушивании на съезде его доклада о культе личности и его последствиях. Там же была роздана нам напечатанная в типографии красная книжечка – проект текста доклада». Они стали возражать.

В воспоминаниях Хрущёв писал: «Ворошилов и Молотов: “Да ты понимаешь, что произойдёт?” Не было согласия. Тогда я сказал: “Идёт съезд. Во время съезда внутренняя дисциплина не действует. Отчётный доклад сделан, теперь каждый член Президиума и член Е[К, в том числе и я, имеет право высказать на съезде свою точку зрения, даже если она не совпадает с точкой зрения отчётного доклада”. Я не сказал, что выступаю с сообщением о записке комиссии Поспелова. Но, видимо, те, кто возражал, понимали, что я могу выступить и изложить точку зрения касательно арестов и расстрелов. На совещании меня поддержали Булганин, Первухин и Сабуров, присоединился и Маленков» [207; с. 293–294]. Итак, Хрущёв не сказал об основном содержании доклада.

В основе доклада лежала «Записка» Поспелова (Фогельсона), в которой говорилось о том, что все сталинские процессы были придуманы.

Перед съездом газеты писали: «Партия и страна готовятся достойно встретить XX съезд партии, следуя по пути, указанному Лениным и Сталиным». За месяц до съезда Политуправление МО выпустило «Блокнот агитатора»; из 47-ми страниц первые 12 были посвящены 76-летию Сталина – «верного ученика, боевого соратника и продолжателя дела Ленина». «Блокнот» был одобрен в ЦК. Напомню, что Первым был Хрущёв.

В начале марта 2003 года Евгений Киселёв в передаче, посвящённой Сталину, заявил, что директор ЦРУ Даллес предлагал тому, кто доставит ему секретный доклад Хрущёва, 1 миллион долларов. И теперь эта «утка» гуляет из передачи в передачу. Правда, Киселёв не сказал, кто получил этот миллион. Конечно, не сказал, ибо это было враньё, а дело обстояло по-другому.

«Нью-Йорк таймс» 15 февраля 1956 года, писала: «Несмотря на официальную риторику, XX съезд советской партии подведёт черту под сталинским периодом и, скорее всего, обозначит официальный отказ от идеологии и практики сталинизма». Значит, тот же Даллес прекрасно знал о будущем «секретном докладе». Но откуда? От «брата» Тито [205; с. 88]. Дело в том, что условиями своей дружбы Тито поставил «разоблачение Сталина» и снятие Молотова с поста министра иностранных дел [205; с. 90]. Он и был снят 2 июня. Когда эти условия были выполнены, Тито соизволил посетить СССР 22–23 июня 1956 года. Дать ценные указания?

Сам же доклад, в тайне от членов Президиума, готовили Пётр Поспелов (Фогельсон), Шепилов и Аристов. Ясно, что текст доклада попал к заказчику – Тито, а от него – к Даллесу. Может, Тито и получил этот миллион?

Главную роль в подготовке доклада играл Пётр Николаевич Поспелов. В 1940-49 гг. главный редактор, в 1952-53 гг. зам. главного редактора газеты «Правда»; в 1949-52-м и 1961– 67 гг. – директор Института Маркса – Энгельса – Ленина при ЦК; в 1953-60 гг. секретарь ЦК, затем член Бюро ЦК КПСС по РСФСР. С 1967 г. член Президиума АН СССР.

Выше я указывал, что, согласно «списку Джема», Поспелов был масоном. Видимо, он был членом «новых лож», о которых писал Пастернак. И об этом не знал Каганович. Вот подтверждение этому.

В 1939 г. нарком авиационной промышленности Михаил Каганович в составе делегации поехал в США. Цель: посмотреть авиазаводы и познакомиться с методами поточного производства [378; с. 170]. Лазарь Каганович всецело поддержал идею поездки. Сталин первоначально просил его поехать, но тот отказался. Он сказал жене, что не может оставить страну ни на минуту (см. книгу «“Сталинизм”: правда о Сталине и миф о Кобе», глава 2, раздел «Сталин и Каганович»).

Итак, Михаил уехал. В один из дней делегация поехала в Нью-Йорк, и Михаилу удалось уйти от сотрудников НКВД. Им так и не удалось узнать, где был Михаил. Приехав в Москву, Михаил рассказал Лазарю, что был в Бронксе у дяди Лёвика [378; с. 170–173].

«– Всё там было очень странно, не пойму почему. В телефонных книгах нет ни одного Кагановича». Значит, Михаил смотрел эти книги и специально искал родственников.

«– Я наткнулся на нескольких Каганов, но наших не мог никого найти, даже дяди Лёвика. Но он нашёл меня сам. Он пришёл туда, где я остановился и попросил позвать меня. Он оставил для меня свой номер телефона. Он дал мне свой адрес. Лазарь, это было так странно! Я приехал в Бронкс и встретился с дядей Лёвиком. В его квартире никого не было, кроме какого-то незнакомого мужчины. По-моему, нас даже не представили друг другу» [378; с. 174]. Далее Михаил рассказывает Лазарю о жизни дяди. Но к теме книги имеют отношение другие слова Михаила.

В книге «Убийство