— Он начал приставать ко мне, когда мне было четырнадцать, и закончилось всё это, когда мне было почти семнадцать. — монотонно проговорила она, но глаза выдавали её всё ещё существующий страх вперемешку со злостью. — Мама работала медсестрой в детской больнице и её график был сутки через трое. И вот каждые её сутки, когда она была на работе — были для меня самыми ужасными днями. Когда же у неё были выходные, он меня не трогал. Началось всё с того, что у отчима были проблемы с сердцем, и ему пришлось делать операцию. После больницы он долго был на больничном дома. Как-то раз, когда в школе был выходной, а мама была на работе, мы остались с ним дома. Он много лежал и иногда просил, чтобы я ему подала воды или принесла обед в кровать. И вот он попросил воды — я принесла ему, и выпив её он попросил меня полежать с ним. — Саша сглотнула ком, а Артём опустил голову сжав кулак до побелевших костяшек. — Он говорил, что ему плохо, и хочется, чтобы кто-то побыл рядом. Меня это сразу насторожило, но так как раньше нас почему-то воспитывали так, что мы боялись отказать людям — я легла. Он обнял меня и я сразу же занервничала. На мне была ночная сорочка, обычная: розовая в цветочек по колено и с длинными рукавами, но от шее и до груди шли вертикально пуговицы и пара из них были расстегнуты. Он дотронулся рукой до пуговиц и потянул на себя, я сразу же положила руку на грудь, чтобы он не увидел. А он сказал, какая я молодец, что не позволила ему продолжить. Типа это проверка была. — со злостью бросила Саша последнюю фразу. — Сославшись на то, что мне пора делать уроки, мне удалось уйти к себе в комнату. В тот день я ночевала у подруги, я не смогла рассказать ей. Не знаю, я словно в каком-то шоке находилась. Когда мама пришла с работы я ей всё рассказала. Она посмотрела на меня как на дуру, и сказала, чтобы я не выдумывала. И что она давно знает, как я его недолюбливаю. Я надеялась, что после операции он может не в себе или ещё что-то… и такого больше не повторится. Но я ошибалась. Он просил полежать с ним, гладил меня по волосам, просил сесть на колени. Как-то раз я сказала ему, что если хоть ещё один раз он ко мне дотронется, я расскажу маме. Он усмехнулся и ответил, что она мне не поверит. Ведь я же уже ей рассказывала и она выставила меня неуправляемым подростком, у которого бушуют гормоны. — Саша пожала плечами и прервавшись осушила бокал.

Артём всё ещё смотрел на неё не моргая, и просто не знал, что сказать. Ему не хотелось говорить, он дико желал найти этого ублюдка и проломить башку, чтобы до конца дней через трубочку пил.

— Он… он… — начал Артём, не в силах произнести вопрос.

— Насиловал ли он меня?

— Да.

— Нет. Мне наверное, повезло, если можно так сказать. Полтора года он обнимал меня, гладил. Иногда мне удавалось избегать этого, когда мама разрешала ночевать у подруги. И когда мне исполнилось шестнадцать он захотел большего. Но я подготовилась. Я поставила камеру в комнате, и когда он пришел с работы всё началось по стандартному графику: обнял, долго гладил. А потом, он приказал раздеться. Я отказалась, и он силой повалил меня на кровать и стал рвать одежду, я кричала и отбивалась. Я изо всех сил вопила и просила помощи. И мне повезло. Нашей соседкой была отважная женщина, у которой был ключ от нашей квартиры. Мама с ней близко дружила и у них были ключи от квартир друг-друга на всякий случай. В общем, она услышана мой крик, и вошла в квартиру. В это время он практически раздел меня. Он был словно бешеный, если раньше он вел себя спокойно, и так скажем, — нежно, то в тот раз ему просто сорвало крышу. Она стащила его с меня, и ударила его по голове скалкой. А дальше, полиция, работа с детским психологом и не проходящая ненависть к матери.

— Не понимаю, почему она не верила тебе? — возмущенно спросил Артём, кипя от злости.

— Она была уверенна, что я специально вру, чтобы она его выгнала. Я же после первого случая, ещё не раз ей говорила. Но она не слушала, настаивая на том, что я просто эгоистка, которая думает только о себе и пытается лишить её женского счастья. А она же всё для меня. Пашет как проклятая, чтобы всё у меня было. И у меня было всё. — Саша с горечью улыбнулась. — Только на фиг оно мне, если родная мать не проявляет доброты и понимания? В её понятие: если накормить есть чем, одежда новая и стильная, игрушки и книжки в достатке, то значит — она успешно выполняет свою миссию как мать. Потом она падала на колени в слезах и умоляла простить её. Я так и не смогла. Весь город судачил о нашей семье. Мне было элементарно сложно в магазин сходить, а про школу я вообще молчу. Кое-как доучившись, я переехала от неё. Устроилась на работу и сняла квартиру. Но спустя время поняла, что просто не могу оставаться в этом городе и переехала.

— А он?

— Ему дали шесть лет. Но спустя год в тюрьме, у него случился инфаркт и он умер.

Артём встал с дивана и подошел к ней. Присев на корточки он развернул её к себе, и взяв за руки уверенно заговорил:

— Саш, это ужасно. До такой степени, что я просто не знаю, как облегчить твои страдания. Я понимаю, что это никогда не забудется, и это тебя мучает до сих пор. Но знай, ты в безопастности. Его больше нет, на одну тварь в этом мире стало меньше. А других я не подпущу к тебе. Я всегда буду рядом, всегда приду на помощь.

По её щекам покатились слезы и она с благодарностью закивала. Впервые, она рассказала об этом кому-то по своему желанию. Когда её просили в полиции по сто раз повторять одно и тоже, она искренне ненавидела их, ибо это заставляло её проходить через это вновь. С психологом было практически также. Она понимала, что ей хотят просто помочь, но боли это не уменьшало. Поэтому никто из её знакомых не слышал про это из