– Что все это значит, Лиран? Какова твоя цель?

Видимо, он на что-то намекает. Но я не понимаю на что.

– Тебя это не касается.

– Ты мой брат. Я думаю, меня это касается.

– Мы должны освободить Авиелл. Только это имеет значение.

– А остальное? Для тебя это игра? Она для тебя игрушка, потому что она всего лишь герой?

Лиран в ответ рявкает:

– Никогда больше не говори ничего подобного, Арк. Ты знаешь, что я так не думаю. Я считаю, что и ты достоин большего, чем любой князь.

– Но дело не в моем демоническом происхождении, а в ее. Речь о Навиен.

Я с трудом сглатываю и невольно отшатываюсь. Арк настолько силен, что в любой момент может обнаружить, что я подслушиваю.

– Мне плевать на ее родословную.

– Тогда почему ты заставляешь ее подыгрывать и позволяешь, чтобы она думала только об Авиелл? У нее ведь есть чувства. Какой во всем этом смысл? Она не княжна. Каждый дюйм ее тела говорит об этом.

– Она просто была так воспитана, Арк.

– Это не отменяет того факта, что ты не можешь превратить грязь в драгоценность.

Лиран снова замолкает. А я в глубине души чувствую себя оскорбленной. Тем более что Арк прав. Мне никогда не стать такой, как они. Я никогда не превращусь в драгоценность. Я просто грязь, которой всю жизнь пренебрегали.

– Я не собираюсь на ней жениться, я хочу, чтобы она сыграла свою роль.

– Тогда почему бы тебе не освободить Авиелл и не позволить ей сыграть эту роль, для нее она будет более естественной?

– Потому что…

– Почему? Просто скажи, чего ты на самом деле хочешь этим добиться, – орет Арк. Это звучит как приказ. Приказ героя своему господину.

У меня перехватывает дыхание. Надо же, именно Лиран – такой могущественный, такой гордый и высокомерный – позволяет своему герою себе приказывать? И заступается за меня?

– Потому что, когда я ее увидел, со мной произошло что-то странное.

– Что это значит, Лиран? Что все твое любовное опьянение растворилось в воздухе? Что ты ничего не почувствовал?

– Разумеется, я что-то почувствовал! – рявкает он, сердито отталкивая Арка.

У меня в груди возникает какое-то странное ощущение, когда он рассказывает о своих чувствах при встрече с Ави.

– Может быть, я просто не думал, что она окажется для меня такой чужой.

– И как ты пришел к такому выводу после того, как вы всего лишь переписывались?

Арк выглядит так, словно осуждает брата.

– Я не собираюсь оправдываться.

– А как это было с ней?

– С кем? – хрипло бормочет Лиран.

– С Навиен. Какие чувства у тебя возникли, когда ты ее встретил?

– Что я должен был почувствовать? Я знаю ее еще меньше.

И снова оба замолкают. Эта тишина для меня невыносима. Но почему? Действительно ли я так хочу услышать, что он чувствовал себя рядом со мной лучше? Лучше, чем с моей сестрой, которая его любит? Я не должна так думать. Тем не менее я это делаю. При этом я точно понимаю, что именно делаю. Так что я должна признаться в этом хотя бы самой себе. Признаться, что я хочу, чтобы рядом со мной ему было приятнее находиться.

– Ты прекрасно знаешь, откуда взялось это чувство близости с ней. Тогда почему ты расспрашиваешь?

– Я просто хочу, чтобы ты не обманывал себя, пока обманываешь ее. Ты же помнишь свой план. Ты женишься на Авиелл.

– Я знаю. – Он фыркает. – Это не значит, что я хотел бы жениться на Навиен. Так что все это обсуждение излишне. Она просто часть плана.

– Ах, – говорит Арк, снова посмотрев на него свысока. Я не вижу этого, но могу себе представить. – Не обманывай себя, Лиран. У тебя всегда была слабость ко всему демоническому. Но если ты сейчас затащишь ее в свою постель, чтобы утолить свои плотские желания, как ты обычно это делаешь, то ты потеряешь Авиелл и все твои планы использовать Навиен тоже потерпят неудачу.

– Я знаю, – снова говорит Лиран, и меня начинает бить озноб. Странная смесь чувств переполняет меня. Жажда его близости, когда я узнаю, что он находит меня физически привлекательной, и при этом еще бо́льшая, чем раньше, ненависть к нему. Потому что он явно хочет использовать меня для какого-то своего плана. Другого, не того, о котором я знаю. Именно в этот момент я решаю вечером пойти на встречу с Миелом.

* * *

Время до вечера пронеслось быстро. Мирал одела меня и сопроводила к ужину, а потом попросила разрешения пойти в деревню, потому что у нее там живут родственники. Лирана я не видела весь день. Мне стало интересно, как он собирается разыграть перед своими подданными, что мы друг в друга влюбляемся, если он постоянно отсутствует.

Даже за ужином я сижу одна. После еды я удаляюсь в свою комнату, чтобы принять ванну. Я лежу в горячей воде очень долго. Пока наконец не приближается время встречи. Весь день во мне росло какое-то беспокойство, становясь все сильнее и сильнее. В ожидании я смотрю на дворцовый сад, потом часы наконец бьют без четверти двенадцать, и я отправляюсь в путь.

Сегодня я долго расспрашивала Элоизу об окрестностях, пока она сама не заговорила о склепе, и я поняла, где он находится. Это недалеко отсюда, что меня удивило. Почему герой, возглавляющий что-то вроде восстания, осмеливается назначать встречу так близко к дворцу?

Но, отбросив эти мысли, я следую указаниям и пробираюсь по заросшему, а главное, неохраняемому саду. После чего иду вдоль небольшого ручья и добираюсь до маленького храма. Он выглядит заброшенным, колонны у него увиты какими-то растениями, но все это делает его еще более красивым и загадочным. Фасад, который когда-то, наверное, был белым, стал серым и пористым. Этот маленький старинный храм довольно резко контрастирует со всем, что я встречала до этого в княжестве Высокомерия.

Тут я вижу, что к эркеру прислонилась какая-то темная фигура. И только сейчас, когда я оказалась здесь одна в темноте, меня охватывает какая-то нерешительность. Я не боюсь. Я смогу дать отпор. Но я не знаю, чего ожидать, а я люблю быть подготовленной.

– Зачем я должна была сюда прийти? – спрашиваю я, подходя ближе и стараясь, чтобы в моем голосе чувствовалась уверенность.

Он снимает капюшон, и я застываю на месте, когда под ним оказывается не Миел, а Лиран.

– Неужели вы действительно думали, что я позволю какому-то жалкому ублюдку встретиться с вами на моей земле наедине ночью?

Голос у него звучит так мрачно, что я едва его