тот момент не перевалили в возрасте за тридцатник. Затейница она у нас была та еще.

Мне бы как-то в тот мир заслать для нее «благодарочку». Потому что среди обучающих самым азам игр наличествовали: «тени», «марионетки» и «хор». Тени: двое друг напротив друга; один играет человека, другой его тень. Человек делает движения, тень повторяет.

Когда достигается точность взаимодействия, расширяется вариативность движений. Так до полной синхронности, когда ты уже считываешь движения другого. Затем вы меняетесь, добиваетесь синхрона по новой.

К марионеткам переходят, когда вы «засинхронились» на «тенях», и можете «зеркалить» движения по самому их началу. Там один — кукловод, другой — марионетка. Движения пальцами кукловода приводят в действие куклу. Об условностях можно договориться заранее.

После того, как пары сыгрывались, в игре менялись правила. Кукловодом становилась наша мегера (одно из нежных прозвищ). Она задавала движения сразу всей группе. Того, кто лучше всех (по ее мнению) сыграл марионетку, Сергеевна ставила ведущим в хоре.

В «хоре» есть парная и групповая вариации. Парная — это логическое продолжение «теней». Один задает реплику, другой подхватывает и развивает. Будто вы двое — один человек. Здесь уже не только движение и слово. Тут и интонация, и жест (жесты), мимика и пантомимика.

Хор групповой — расширение числа участников и истории. «Солист» задает историю, «хор» ловит ее, усиливает и расширяет. Участники могут меняться, история — как быть заранее известной, так и чистой воды импровизацией.

Уже потом, когда из четырех лап со мной осталась лишь одна, я-прошлая вернулась к игре мимикой и взглядом. Реплики в общей палате, где людям плохо, вязли на зубах. Их я училась проговаривать мысленно: голоса в моей голове никому не мешали. С жестами и языком тела было все плохо по простой причине: боль.

«Эта однолапая собака выкарабкается», — обещала себе Кира Воронова. — «Если и лап не останется, еще будет хвост. А собаки, все мы знаем, смеются хвостом».

Я-прошлая родилась в год собаки. Ворона — это состояние души.

Давно я не вспоминала те времена… Ох, как давно. Полжизни там. Полжизни (с учетом возраста тела на момент моего сюда попадания) тут. А чего тогда сейчас-то вспомнила? Так вскорости пригодится кое-что из наработок.

— Мэйли, — персональное обращение режиссера заставляет открыть глаза. — Мы сейчас снимем повторно последнюю сцену. Тишина на площадке! — это он в ответ на шепотки с разных сторон. — Я хотел бы расширить эпизод. Дать зрителю лучше прочувствовать. И показать больше реакций взаимодействия.

Киваю. Если ему так понравилось, я не прочь повторить.

— И да: я в курсе, что у вас тут тотализатор, — Ян Хоу развернулся к сотрудникам. — Как долго Мэйли сможет закрывать эпизоды с одного дубля.

Хлопаю ресницами и стараюсь не уронить челюсть (держу лицо, ага). Тотализатор? Серьезно? А какие ставки?

Негромкие покашливания наполняют павильон. Как разом всех накрыла эпидемия. Блин! А в этом мире «ковидло» тоже будет? Срединному государству придется тяжко в этот период. Ладно, это нескоро. Авось, пронесет, и тут глобальный сценарий мировой пандемии не запустится.

— Будет справедливо, если в ставках не будут учитываться дополнительные дубли, как сейчас, — утвердительно заявляет щегол. — И дубли, испорченные партнерами Мэйли. Как считаете?

Форма вопроса «ма» в конце. Но это нифига не вопрос, на самом деле. Так один важный птиц доносит до всей стаи птиц помельче новые правила в необидной для них форме. Они же не могут не согласиться с его: «Как считаете».

Про «ма» коротенечко. Если вопрос общий и предполагает ответы: да-нет, в китайском языке такие вопросы строятся одинаково. Озвучивается утверждение, а в конце добавляется вопросительная частица «ма». Смотрите: «Мэйли молодец», — это у нас утверждение. Если же кто-то усомнится в том, что Мэйли молодец, он скажет: «Мэйли молодец + ма», — и это будет вопрос.

Но с другими типами вопросительных предложений работают другие правила. Это только на простенькие с да-нет всё так легко и прозрачно.

Здесь же Ян Хоу получает безусловный положительный ответ.

— За один дубль — тысяча юаней, — хихикает юноша, поправляющий отражатели. — Малышка Ли, я поставил на твой успех свой недельный оклад.

— Успех — сколько? — спрашиваю, почти не шевеля губами.

— Сейчас есть три ставки, — с готовностью делится информацией парень. — Случайность — до десяти. Удача — до двадцати. Успех — до тридцати. Триумф — все сцены с первого дубля. Случайность уже выбыла.

— Еще был провал, — дополняет сведения гримерша, которой велели что-то там поправить на моем фарфоровом лице. — Ай-йя, кто-то думал, что наша Малышка Ли на второй же день ошибется.

— Кто? — спрашиваю шепотом.

Я бы и сама заценила кислые лица проигравших, но фея пуховки заслоняет обзор.

Фея трясет головой. Не признается, партизанка китайская. Будем знать, кому в следующий раз не наливать. Супчика антипохмельного после очередной вечеринки, а вы что подумали?

— А режиссер Ян делал ставку? — квакает жабообразное откуда-то из кустов…

В смысле, из-за декораций, откуда в помещении кусты? Декорации, к слову, классные. Я не шарю в аутентичности, но выглядит все более чем здо́рово. Зеркало, правда, какое-то очень уж четкое. Но у нас в сценарии так-то и демоны в наличии, так что не будем придираться к неточностям.

— Чтобы кто-нибудь затем высказался о моей предвзятости? — озвучивает как бы в воздух Ян.

— Вы не так уж беспредельно верите в свою актрису? — продюсер Пэй своего отношения ко мне явно не изменил.

— Не думаю, что незначительная прибавка к гонорару в виде выигрыша того стоит, — щегол не удостаивает взглядом земноводное. — Пересадите куклу на стол. Чуть левее поверните. Теперь свет. Да, так хорошо. Камера, мотор. Начали!

В этой самой комнатке сегодня много всякого произойдет… Но сначала улыбаемся глазами. Снова.

— Взгляни, — после еще одного отснятого дубля и объявления о перерыве подзывает меня Ян Хоу. — Вот, что вышло, когда мы добавили в сцену слуг.

Светотехники сотворили нечто невероятное. Свет в помещении не слишком ярок (а он и не может быть ярким с окнами из рисовой бумаги), но освещено всё пространство. Тон какой-то особенный, почти мистический. Мои глаза лучатся, и речь не только о моей игре, но и всё о той же работе специалистов по освещению.

Затем я обращаю внимание и на других участниц эпизода. Девчуля, которой «подарили» куклу, сначала радостно прыгает и хлопает в ладоши. Потом ловит мой взгляд и останавливается, затаив дыхание. Еще она «зеркалит» мое счастье зрачками: вид у малышки такой, словно это ей подарили желанного котеночка (щенка, хомячка, не суть — хвостик долгожданный). Дети чутки,