жизненно необходимо хоть что-то ему сказать, и я вдохновенно раскрываю рот:

— Спасибо, что вытащил, Вань. Было очень страшно, и я реально приготовилась умирать. Это случилось исключительно из-за моей тупости, не подумай ничего такого…

— Я и не думаю, — он пожимает плечами и быстро справляется с замком соседней калитки. — Спокойной ночи!

— Подожди. А толстовка? — спохватываюсь я.

— Потом вернешь.

Волков скрывается за высоким забором, и я, вздрогнув от ослепительной голубоватой молнии, пригибаюсь и вбегаю в свой двор.

* * *

Глава 25

Сбросив туфли, я шлепаю мокрыми пятками по коридору, но в темном проеме натыкаюсь на заплаканную маму, и желание как в детстве уткнуться в ее плечо, разреветься и попросить, чтобы она подула на больное место, на мгновение вытесняет из памяти все ужасающие события этого странного дня.

И пусть мамино заклинание: «У кошки боли, у собаки боли, а у Лерочки заживи-заживи-заживи!» давно не помогает, сам факт моего возвращения в этот дом целой и невредимой возносит меня на вершину счастья.

Улыбаюсь, как дурная, вздыхаю и шмыгаю носом, и мама севшим от облегчения голосом спрашивает:

— Ты где была? И телефон на столе оставила… Я чуть с ума не сошла, Лер!

— Возле ведьминой бани, под навесом. Думала переждать и вернуться ночью в подсобку, а дождь вон как разошелся.

— Вы бы не ходили туда — кто знает, что у старухи в голове. Когда папа был молодым, она его ухватом по спине приложила. А толстовка чья?

— Илюхина, — вру я и заруливаю на кухню, набиваю рот тонко нарезанной колбасой и хрустящим пшеничным хлебом, тщательно прожевываю и запиваю минералкой прямо из горлышка. — А где отец?

— Уехал. Там что-то срочное… — мама опять делает вид, что ничего возмутительного не произошло, скрывается в глубине дома и командует: — Быстро в ванную! Давно такого ливня не было. Говорят, в Задонске даже ураган прошел и деревья в центре повалило!

Она возвращается, вручает мне любимое махровое полотенце, выделяет три шипящие «бомбочки» и запечатанный флакон шампуня — изображает бурную деятельность, только чтобы не встречаться со мной глазами и не видеть на бедрах бордовые, налитые кровью полоски.

Задвигаю защелку и залезаю в горячую ванну — каждая клеточка тела просыпается, оживает и страстно желает жить дальше, сердце сжимается, я беззвучно реву от нахлобучившего меня осознания и искренней благодарности — если бы не Волков, мне не представилось бы больше возможности мыслить, чувствовать, существовать…

Закрываю глаза и снова на миг оказываюсь в ветхой лодке, затерянной посреди бескрайнего небытия, но умиротворяющее журчание воды и аромат фруктовой пены не позволяют унынию спутать меня по рукам и ногам.

Я жива. Черт возьми, я жива!..

Выныриваю из толщи воды, насухо вытираюсь, и окружающая меня обстановка поражает уютом, теплом, спокойствием и красотой доселе не замеченных мелочей.

Теперь смертельный, кромешный, бездонный космос, в котором я побывала, кажется всего лишь реалистичным сновидением. Только худи со значком Супермена на груди, висящее на полотенцесушителе, напоминает, что все это было явью и могло закончиться бедой. Я закидываю его в стиральную машину и, залипая на мерное вращение и пузырьки пены в круглом окошке, долго сижу на краешке ванны и дожидаюсь завершения программы.

А что если Волков и сам неверно понимает свое предназначение? Может, судьба забросила его в наше захолустье не ради спасения Бобковой, а для того, чтобы он оказался в нужное время в нужном месте и вытащил меня?

Возвращаюсь в свою родную, бесконечно любимую комнату, давясь слезами, пью ромашковый чай, оставленный мамой на тумбочке, развешиваю худи на стуле и, обмотав волосы полотенцем, под мерный стук дождя заворачиваюсь в одеяло.

Я вдруг с ошеломляющей ясностью осознаю, как люблю этот мир и как сильно, до иголочек в кончиках пальцев, хочу узнать, каким будет мое продолжение. Без раскаяния и боли, без стыда и вечной потребности быть лучше всех, без злости, ненависти и отравляющей кровь зависти. Они уже не приведут меня к несчастливому финалу, и такой, как ведьма, я точно не стану.

«Ты теперь как есть королева…»

Кто знает, а вдруг в бессвязном потоке ее слов и вправду есть скрытый смысл?

Я нашариваю под кроватью пульт, нажимаю на кнопку, и люстра под потолком послушно гаснет. Со всех сторон бесшумно подкрадывается темнота, по вновь обретенному телу прокатывается нервный озноб, перед опущенными веками мелькают хаотичные вспышки воспоминаний.

…Молнии, тучи, темный сосновый лес вдалеке, уплывающее весло, зловещая вода и огромные, испуганные, светонепроницаемые глаза Волкова, склонившегося надо мной на берегу.

До сегодняшнего дня я думала, что безответная влюбленность разрушает, но сейчас преисполняюсь уверенностью, что Волков дал мне намного больше, чем сбивчивое признание, поцелуй или наполненный щенячьей преданностью взгляд.

Рискуя жизнью, он подарил мне шанс начать все сначала. Теперь он в ответе и за меня.

* * *

Я спала как убитая и не видела снов, но утром просыпаюсь с невыносимой болью во всем теле — вчерашние синяки, перенапряженные мышцы, растянутые связки и перепуганная душа орут в голос, и я, повинуясь будильнику, с огромным трудом встаю и тащусь на запах травяного чая и банановых оладьев.

Мама уже при параде — бледность скрыта под слоем консилера, теней, румян и яркой помады, бедра обтянуты узкими джинсами, в ушах поблескивают золотые серьги, но в кухне накурено, и это верный знак, что родительница в полном раздрае.

Сажусь на диван, охаю и тяну дрожащие пальцы к окутанной паром чашке. Мама опирается на пластиковый подоконник и снова щелкает зажигалкой:

— Лер, это, конечно, ужасно… Но… все же, как ты могла провалить этот дурацкий тест?

— Убьешь меня, если скажу, что сделала это специально?

Я намазываю на блинчик вареную сгущенку и беззаботно отправляю его в рот.

— Но почему???

— Потому что не хочу там учиться, работать в отцовской шаражке, жить с ним в одном городе и потакать его прихотям. Зависеть от него — такое себе, он уже миллионы раз это доказал.

Мама судорожно затягивается, выпускает дым в открытую форточку, расплющивает несчастный бычок о дно пепельницы и старательно прячет глаза.

— Лер… Он очень извинялся… и велел передать тебе деньги. Если что, найдешь их на книжной полке в гостиной. Там много. Если решите смотаться с Ильей в Задонск, я с радостью вас отпущу.

Громко выругавшись, проливаю на стол добрую половину чая и взрываюсь:

— Мам, ты в