Вздохнув, Львиносвет снова принялся за еду. Дрозд оказался свежим и сочным, однако от него так сильно пахло Гремящей тропой, что не будь Львиносвет так голоден, ему вряд ли удалось про­глотить хотя бы кусочек.

Когда с едой было покончено, Крапинкины ко­тята затеяли шумную возню с опавшим листом. Они с писком носились по палатке, пихались и боролись на полу друг с другом. Наконец, Пры­гун — самый большой и сильный из них — игриво подтолкнул лист Львиносвету.

Тот весело отбросил лист котенку, и вдруг по­чувствовал, как все его тревоги и страхи растаяли сами собой. Он всегда любил играть с котятами, и у себя в лагере никогда не отказывался повозиться с малышами. Крапинкины котята были сильны­ми и крупными, в Грозовом племени им уже скоро пришло бы время становиться оруженосцами.

«Скоро их нужно будет учить драться и охотить­ся. Интересно, смогут ли здешние коты как следу­ет воспитать их?»

Остролистая тоже включилась в игру, и гоня­лась за листом до тех пор, пока обессилевшие и запыхавшиеся котята не вернулись под материн­ский бок.

— Славные малыши, — пропыхтел Львиносвет, растягиваясь на полу рядом с Крапинкой. — Они вырастут в сильных котов!

- Надеюсь, — прошептала Крапинка и накло­нилась, чтобы пригладить взъерошенную шерстку Прыгуна. Потом подняла голову и еле слышно сказала: — Если вы подозреваете Сола в чем-то плохом, то ошибаетесь.

Похолодев, Львиносвет переглянулся с сестрой н увидел изумление, мелькнувшее в ее зеленых глазах.

«Как много знает эта кошка?»

Но Львиносвет был слишком потрясен, чтобы задать этот вопрос. Несколько мгновений все мол­чали, а потом Крапинка сказала:

—  Сол ни за что не будет пачкать лапы. Если ему что-то понадобится, это сделает кто-нибудь другой — по наущению Сола или просто из жела­ния угодить ему. Вы никогда не сможете ни в чем обвинить его.

В голосе Крапинки слышалась какая-та затаен­ная тоска, словно она хоть и понимала, какое зло причинил Сол здешним котам, но все равно про­должала грустить о нем.

—  Сол отец твоих котят? — спросила Остроли­стая, ласково дотрагиваясь хвостом до бока крап­чатой кошки.

—  Нет, — покачала головой Крапинка. — Их отец ушел, когда собаки стали нас донимать. — Она по­молчала, а потом с вызовом добавила: — Я бы хоте­ла, чтобы Сол был их отцом! Я знаю, все считают, будто он нас предал, но ведь мы сами решили сра­жаться с собаками! Он не заставлял нас это делать.

«Нет, но он сделал так, что у вас не осталось дру­гого выбора. И еще он хладнокровно бросил вас, когда вы пошли на смерть».

Вслух Львиносвет ничего этого не сказал. К чему зря тратить слова? Ясно же, что Крапинка по уши влюблена в Сола и не желает знать правду.

Он снова переглянулся с Остролистой. Об Угольке не было сказано ни слова, но Львиносвет и так знал, что смерть серого воителя занимает все мысли Остролистой.

Крапинка снова склонила голову и принялась вылизывать своего котенка. Потом негромко до­бавила:

— Если Сол когда-нибудь вернется, я буду счастлива...

Воробей беспокойно ворочался на голой земле. Сколько же еще он бу­дет спать без нормальной подстилки? В последнее время Листвичка давала ему столько заданий, что у него просто не было времени на­рвать для себя свежего мха.

— Мне нравится, когда в палатке свежий воз­дух, — сказала она вечером.

Нравится ей! Воробей снова завертелся, пы­таясь загородиться от холодного предрассветного ветра.

И тут он услышал, как кто-то прошел с другой стороны от ежевичного полога. Насторожив уши, Воробей уловил запах Листвички и свежий аромат мха, зажатого у нее в пасти.

«Наконец-то! Не могла меня попросить на­рвать, что ли? — У Воробья даже лапы зачесались от раздражения на Листвичку, которая в последнее время словно назло норовила делать все важные дела без его участия. — Неужели она думает, что я мох не смогу нарвать?»

Но он отлично знал, что спорить нет смысла. Встав с голой земли, Воробей молча помог Листвичке разложить свежий мох возле лужицы с во­дой, где обычно лежали больные коты.

— Еще принести? — сухо спросил он, когда ра­бота была закончена.

Вместо ответа целительница буркнула что-то нечленораздельное, так что Воробей едва удер­жался, чтобы не спросить, какая блоха ее укусила. Спрашивать было бесполезно.

«Она только еще больше разозлится. Един­ственный способ получить ответы — это найти их самому!»

Раскладывая мох, Воробей пытался перенестись в прошлое и добраться до самых ранних своих вос­поминаний. Острый коготь одиночества снова и снова впивался в его сердце.

«Вместе с Львиносветом и Остролистой вспо­минать было бы гораздо проще!»

Он мучительно вспоминал долгое, холодное пу­тешествие, глубокий снег, бесконечный путь сле­дом за материнским запахом...

«За запахом Белки! Она мне никакая не мать».

Застыв над мхом, Воробей попытался перене­стись в тот далекий заснеженный лес. Он тщатель­но просеивал запахи: вот это его собственный, это запахи Львиносвета, Остролистой и Белки... а это чей? Так-так-так, кто тут у нас? Еще одна взрос­лая кошка, большая, теплая, пушистая. Раньше Воробей никогда об этом не вспоминал, но теперь точно знал, что эта кошка все время была вместе с ними, она шла перед Белкой, прокладывая дорогу сквозь снег...

11 о что это была за кошка? Значит, это она по­могла Белке отнести нас в лагерь?

Нужно было срочно расспросить кого-нибудь из котов, кто был в Грозовом племени, когда Бел­ка принесла троих котят в лагерь. Но это должен быть кот, которому его расспросы не покажутся подозрительными, и который никому ничего не расскажет...

Ответ пришел сам собой.

«У нас в лагере не так много котов, которые не любят сплетничать!»

—  Схожу, принесу еще мха, — буркнул Воробей п поспешно бросился к выходу, чтобы Листвичка не успела его остановить. Однако выбравшись на поляну, он направился не к выходу, а к раскидистому кусту, где жили старейшины.

—  Кисточка! — позвал Воробей, ныряя под вет­кужимолости.

Костлявая бурая кошка мирно дремала под кустом.

—  У тебя хвост горит или на лагерь напали лисы? — сердито рявкнула она, подавляя зевок. — Никакого покоя нет, что же это за племя такое...

—  Прости, — пробормотал Воробей и сердито выругал себя за неловкость. Нечего сказать, хоро­шее начало для беседы!

—  Ничего страшного, — добродушно утешил его Долгохвост. Сидя возле Кисточки, слепой кот вы­лизывал шерсть после сна. — Нашей Кисточке дай только волю, она до вечера проспит! Ей все равно вставать пора.

Кисточка раздраженно зашипела, а потом спро­сила:

—  Ну, чего тебе надо?