В понедельник, примерно в два часа дня, я сидел на окне на третьем этаже и глядел на улицу, как вдруг увидел Скарлет, направляющуюся в мою сторону. На ней было желтое платье. Я выкрикнул ее имя. Она остановилась и принялась оглядываться.

– Наверх! – позвал я.

Она подошла под окно.

– Привет, – сказал я.

Она сделала гримасу.

– Чудный день, не так ли?

– До сих пор был таким, – ответила она.

А потом исчезла из вида. Зазвонил дверной звонок. Это был один из тех старомодных звонков, которые докучливо визжат. Я услышал внизу голос тетки. Мне всегда нравилось, как Скарлет разговаривает со взрослыми. Она была так уверена в себе, что просто светилась и все такое. Некоторые ребята хороши в спорте, некоторые – в математике; Скарлет была хороша с родителями. Она побыла немного внизу, болтая о том о сем в своей очаровательной манере, о чем отлично знала, и наслаждаясь одобрением тетки, словно кот солнышком.

Наконец она стала подниматься по лестнице, держась за перила. Я стоял наверху лестницы, вроде бы позируя. Где-то в доме играло радио, оно всегда было включено, оно составляло компанию моей тетушке, и в данный конкретный момент диктор речитативом сообщал о дорожных происшествиях за уик-энд. Девятеро мертвы, четверо ранены.

– Вот еще один, – невозмутимо сказала Скарлет, входя в мою спальню.

Она огляделась. Подошла и села на край кровати. Я сел рядом, обнял ее одной рукой и слегка похлопал по спине, словно она малыш, чей кот только что перебежал дорогу моей машине. Не очень сексуально. Даже не настраивает на определенный лад, если вы понимаете, что я имею в виду. Потом медленно повернул лицо и нашел ее губы. Но все это было несколько механически.

– Могу я выкурить сигарету? – спросила она.

Я отпрянул.

– Не сходи с ума. Нам нужно расслабиться. Я нервничаю.

Она порылась в сумочке и вытащила золотую пачку. Очень шикарно, сигареты длинные и тонкие, с черным фильтром. Она зажгла сигарету мужской зажигалкой.

– Где ты взяла эту зажигалку? – спросил я.

– У отца. Он дает их всем исполнителям в фильме.

– Они что, не могут себе позволить иметь собственные?

– Нельзя ли попросить пепельницу?

Я спустился вниз и принес ей пепельницу, а потом сходил на кухню к тетке. Она суетилась там, что-то делала.

– Скарлет такая милая, – сказала она шепотом. – В самом деле, тебе следует на ней жениться.

Когда я вернулся, моя будущая жена сидела на подо – коннике, как можно дальше от кровати. Я не желал, чтобы она обломала меня, хотя, правду сказать, тоже был не в настроении. Я точно решил пройти через это, чтобы потом, когда кто-нибудь спросит, делал ли я это, я мог сказать «да» и не чувствовать дрожи в желудке, как бывает, когда бессовестно врешь. Чтобы я мог посмотреть ему прямо в глаза и сказать обычным тоном, словно кладешь пенни в карман, «точно». Кроме того, я провел так много ночей, мечтая об этой минуте, что теперь, когда я был готов и ничего не происходило, возникало ощущение огромного облома.

– Тут слишком светло, – сказал я.

Правда, мне следовало осознать это раньше, солнечный свет струился в окно, словно четвертого июля, неудивительно, что любой будет не в настроении. Мне нужно было чем-то прикрыть окно. Но занавесок не было, не считая тех малюсеньких белых штучек, которые выглядят как салфетки. Так что я встал с кровати, подошел к таинственному стенному шкафу и открыл его. Куртки, обувь, забавной расцветки рубашки, какие я никогда бы не надел. На верхней полке было что-то красное, аккуратно сложенное. Я стащил его и расправил на полу.

– Ого, – сказал я. – Посмотри-ка.

Скарлет наклонилась, не сходя с подоконника:

– Что за парень твой кузен?

Это был флаг, большой, словно простыня, кроваво-красного цвета, с большой черной свастикой в центре.

– Выглядит как настоящая вещь, – сказал я.

– Могу я выкурить еще одну сигарету?

– Господи Иисусе, Скарлет. Ты хочешь сделать это или нет?

– Точно, – сказала она. – Я просто спросила, вот и все.

– Ну, с тобой каши не сваришь.

Я перетащил флаг к окну и прикрепил его там парой кнопок, которые вытащил из календаря. Сработало нормально, на все легла темная, красная тень, напомнив «Убийство на улице Морг».

Неожиданно, как будто вспомнив, что должна успеть на автобус, Скарлет встала, подошла к кровати, толкнула меня и легла сверху. На вкус она была как сигареты, и мне это понравилось. Как иностранка, как нечто экзотическое и взрослое. Она целовала меня в рот и отводила голову, и я боялся, что она снова станет делать как тогда, так что я перевернулся на бок, и неожиданно все стало очень сексуально, угол зрения или что-то еще, ее теплый рот, мои глаза закрыты, ее лицо все мокрое и приятно пахнущее.

Через некоторое время Скарлет села, стащила, подняв над головой, свое желтое платье, а затем нижнее белье. Я бился с резинкой, руки тряслись. Я не мог заставить ее натянуться правильным образом, она выворачивалась, а потом я не мог найти правильного положения. И вдруг совершенно неожиданно я оказался внутри нее. Я почувствовал себя так, как будто это был мой настоящий дом, как будто это было единственное место, где я действительно должен быть. Я двигался вперед и назад и думал про себя: откуда я знаю, что нужно двигаться именно так, откуда я знаю, что так правильно – то, что я делаю? И вдруг случилось небывалое: как будто скрутило все нервы в теле. Это обрушилось на меня раз и еще раз, так что даже кожа покрылась мурашками.

Тетка не постучала. Она просто вошла в дверь с подносом сандвичей с арахисовым маслом, открыв дверь носком туфли. Но, бросив взгляд на красную комнату, с нацистским флагом на окне, тут же двинулась в обратном направлении, словно наткнулась на натянутую кем-то веревку.

Скарлет не теряла времени. Она соскочила с кровати, влезла в туфли и побежала вниз, застегивая на спине крючок платья. Следующее, что я слышал, стоя на верху лестницы, глаза так и лезли из орбит, что они Двое разговаривают как ни в чем не бывало. Скарлет болтала, словно ничего не произошло, и моя тетка ее в этом поддерживала. Говорю вам, она была умной девочкой, эта Скарлет. Непрошибаемая, как танк.

Когда я столкнулся с теткой у двери, возникла неловкость – каждый пытался избежать встречи. Мы немного поболтали об обеде, и я чуть не зашелся в истерике от вежливости.

– Не надо ли купить что-нибудь в магазине? – спросил я, что было совсем не в моих правилах.

– Нет, – ответила тетка. – Думаю, у нас все есть, дорогой.

Так мы об «этом» и поговорили.

Через несколько дней я проснулся поздно. Тетки не было. Я спустился вниз и съел тост. Потом поставил «Битлз», подошел к парадной двери и выглянул на улицу. Я чувствовал себя немного жутко, не знаю почему. Может быть, спал слишком долго – удовольствия никакого, а только кажется, что угорел и отрава расползается по телу, да еще лезут всякие дурные сны. Я не мог вспомнить ни одного, но знал, что они мерзкие, и потому, открыв глаза, с облегчением осознал, что ничего подобного не происходит наяву.