Доктор Лилиенталь на некоторое время задержался в Бресте и, выполняя свою миссию, посетил многие школы. Он был возмущен и огорчен затрапезным видом учителей, но ярко выраженная породистость еврейских учеников, особенно их умные черные глаза, поразили и восхитили его. Он был свидетелем одной сцены, глубоко его взволновавшей, ибо она дала ему возможность убедиться, какое важное значение придает каждый, даже самый бедный, еврей образованию своих детей. Однажды, когда доктор Лилиенталь инспектировал городской хедер, он заметил, что меламед и ученики чего-то ждут и при этом очень волнуются. Вскоре в хедер вошел бедно одетый еврей с шестилетним мальчиком на руках[183], завернутым в большой талес[184]. За отцом по пятам следовала мать мальчика.

И отец, и мать плакали от радости и благодарности Богу за то, что им дано дожить до такого прекрасного, возвышенного момента, когда они смогли в первый раз привести своего сына в хедер. Толпа учеников ворвалась с улицы, чтобы поглазеть на церемонию. Меламед приветствовал незнакомцев возгласом «Шолом алейхем!» (Мир вам!), встал со своего места и взял героя дня на руки. Потом он поставил малыша на стол, а тот чуть не заплакал от неожиданности и волнения. После чего меламед посадил его на ближайшую скамью, и мальчуган получил целую груду пирожков, изюма и орехов, принесенных в переднике матерью. Все зрители этой сцены поздравляли счастливых родителей с первым приходом их сынишки в школу. Меламед подсел к малышу, взял наклеенный на картонку алеф-бейс (алфавит), положил его перед мальчиком и, подняв большую указку, благословил начало занятий пожеланием: Пусть мальчик изучит Тору (приобретет ученость), будет достоин хупе (брака) и готов к майсим-тойвим[185] (добрым делам). Засим меламед в первый раз показал новичку «алеф» (буква А), а когда тот несколько раз, как попугай, повторил ее, — буквы «бейс» (Б) и «гимель» (Г). Мать не замечала ничего вокруг. Она была на седьмом небе от радости и полными горстями выкладывала принесенные сласти; за каждую букву небесный малах (ангел) бросал будущему ученому прямо под нос самое лучшее, самое вкусное. Таким вот образом этот шестилетний мальчик начинал исполнять свою школьную повинность…

Во время своего пребывания в Бресте доктор Лилиенталь ежедневно собирал вокруг себя молодых людей, с которыми говорил о необходимости приобщиться к западноевропейскому образованию. Он давал им полезные советы, в ярких красках живописал их будущее как ученых мужей и завоевывал сердца восприимчивых юношей, которые хотя и оставались верными религиозным обычаям предков, но во всем остальном вступали на новый путь и все больше удалялись от культурных воззрений старшего поколения — характернейший признак эпохи Лилиенталя!

Из Бреста доктор Лилиенталь сразу же отправился в Вильну, где тоже выполнял свою миссию. Там его приветствовала депутация губернского города Минска, которая пригласила его в гости. Доктор Лилиенталь принял приглашение и с большим почетом был принят в Минске самыми уважаемыми евреями. По его прибытии была созвана асифе (общее собрание), где ему пришлось отвечать на важные вопросы. На собрании выступали господа С. Рапопорт и Д. Лурье[186]. Самый важный вопрос был о том, чего хочет добиться министр народного просвещения своими реформами? Ставит ли он своей целью подготовить всех евреев России к принятию крещения? В этом случае все евреи как один будут противиться и бойкотировать эти реформы. Ибо если у еврея отнять его религию, он потеряет почву под ногами и погибнет.

Его собственные дети взбунтуются против него.

Доктор Лилиенталь был возмущен. Он поклялся Сейфер-Тойрой (священным свитком Торы), что стремится сохранить еврейскую самобытность и религию и мысль о крещении его ужасает. Плача от волнения, он повторял, что хочет евреям только добра. В конце концов ему удалось успокоить собрание.

Выполняя задание министерства, он посетил также город Воложин, где в то время находилась процветающая йешива (талмудическая высшая школа).

Йешива представляет собой учебное заведение для юношей, достигших высшей ступени в знании Талмуда и созревших для того, чтобы получить место раввина. В то время имелось три таких заведения — в Воложине, Мире и Минске[187]. На их содержание до сих пор собираются деньги со всего еврейства. В каждом из них, большом здании с несколькими просторными комнатами, обучалось в то время более двухсот студентов. Во главе учреждения обычно стоял весьма авторитетный талмудист. Набожный, умный, очень честный человек, он являлся как бы директором, а преподавание велось несколькими опытными меламедами, знатоками Талмуда. Контингент набирался из всех слоев еврейского народа, в основном из среднего класса; весь капитал этих учащихся составляло духовное наследие, и они жили за счет заведения. Что же касается довольно многочисленных молодых людей из состоятельных кругов (как правило, это уже женатые мужчины, отцы нескольких детей), то они проживали здесь за свой счет. Мой отец имел уже троих детей, когда целый год «проучился» в Воложинской йешиве. Домой он приезжал только на праздники.

В Воложине Лилиенталю снова пришлось многократно заверять взволнованных слушателей, что он никоим образом не собирается подталкивать евреев к принятию крещения.

Культурное движение среди евреев России зарождалось исподволь. Оживилась молодежь; началась духовная работа. Намеченные реформы были проведены довольно быстро и легко. В еврейском обществе города Бреста, как и других российско-еврейских городов, повеяло свежим ветром перемен.

Я уже рассказывала, как ликовали мои зятья, услышав о предстоящих реформах. Но им приходилось скрывать свою радость, чтобы не выдать себя и не обидеть мать, которая имела свое пророческое суждение об этом преобразовании. Между тем мои зятья были не одиноки в своем восхищении западноевропейской культурой. В Бресте имелась группа из двадцати молодых мужчин, всерьез воспринявших движение Лилиенталя и энергично его поддержавших. Если они сталкивались с человеком ограниченным, не разделявшим их восторга, они считали, что с такого упрямца достаточно и того, что он сможет написать по-русски свой адрес.