Гибсон, кстати, предельно четко высказался в отношении материальной поддержки группы «Борьба». Еще во время беседы с Лаго в Риге им было лаконично заявлено, что таковой не будет. Позже последовали разъяснения, и Богомолец высказал их, но не напрямую, Беседов-скому, а Лаго, который и донес их до своего газетного шефа. И в Центр, естественно.

Со слов Богомольца выходило, что Интеллидженс сервис в принципе не финансирует русские эмигрантские организации, однако такая поддержка могла бы иметь место в виде выделения средств на техническую (проще говоря, разведывательную) работу либо в случае приобретения новых источников информации непосредственно в Советском Союзе, либо при вербовке интересующего человека в одном из советских посольств или торгпредств.

С одним предложением Лаго, полагал Богомолец, следует повременить. Его красавица из Внешторга вызывает сомнения. Уж не хочет ли он подкормить свою пассию? А вот с летчиком, племянником экс-министра Временного правительства, о чем Лаго сообщил на днях, надо, наверное, повозиться. Информация по советской авиации англичан интересует. Хорошо бы более подробно обсудить этот вопрос с Лаго при очередной встрече.

С Беседовским, несомненно, следует работать: он человек информированный, прекрасно ориентируется в проблемах международной жизни. Лучшего специалиста по вопросам внешней политики СССР не найдешь. Надо выяснять его источники, они у него должны быть, на этом, собственно, пока держится и он сам, и вся его группа. Но брать его полностью на себя нецелесообразно, пусть все идет через Лаго, так удобнее во всех отношениях. Если на этой малоестественной линии Миллер — Бурцев — Беседовский получится нечто конкретное в провозглашенном ими возмездии за утрату, царство ему небесное, генерала Кутепова и в Москве случится «хлопок», то не оберешься неприятностей. Начнут копать, и окажется, что Беседовский связан с ним, Богомольцем, а тут совсем недалеко и до Гибсона, следовательно и до дипломатического скандала, за что по головке не погладят ни его, ни шефа. А могут и сказать «адье». Правительства не любят, когда им приходится что-то говорить о своих разведслужбах, пусть даже в виде общих фраз, вроде «они выполняют свой долг», а в данном случае и такого не скажешь. Так что пусть тандем Лаго — Беседовский функционирует и дальше именно в такой конфигурации.

Вольнов приехал в Париж в составе делегации Внешторга на переговоры. Его пригласили как эксперта по валютно-финансовым вопросам, который давно занимался Францией, досконально знал проблематику. Поехал он в командировку, как это сделал бы любой его сослуживец, с большой радостью. Пройтись по Елисейским полям — это здорово, командировочные хотя и предельно скромны, но кое-какие вещички можно-таки приобрести. Но дело, конечно, не в этом. Дома что-то не ладится.

С женой они уже давно не живут, возраст еще не таков, чтобы отчаиваться. Может быть, это тот самый единственный шанс круто изменить свою судьбу.

И Вольнов решается. Надо уйти в последний день пребывания в Париже. У него в торгпредстве есть, скажем так, приятель, стоящий человек, опытный специалист. Здесь, в Париже, он без семьи. Вольнов пытается уговорить его бежать вместе: вдвоем было бы сподручнее устроиться в новой жизни. Но Архаров, заведовавший в торговом представительстве отделом импорта, наотрез отказался. Дома у него семья, дети, все более или менее устроены. Ломать это он не хочет. Всю жизнь потом будет терзаться, думая, что стало с родными. Ну что же, у каждого свой выбор, может быть, он, умудренный жизненным опытом человек, и прав. Хорошо, что не донес, и на том спасибо. Вольнов сказал коллеге, что решение им принято и что вот сейчас, через пять минут, он уходит и больше никогда не вернется. Архаров выслушал его тираду молча, пожелал хорошо устроиться, повторил, что это не для него. Но был явно ошарашен, о чем-то мучительно думал.

Вольнов отметил про себя перемену в настроении своего приятеля. Сказал, что не хотел бы терять совсем связь с домом, более того, хотелось бы следить за советской литературой по своей специальности. Ведь другого способа заработать себе на жизнь во Франции у него нет. Наверное, слесарю или докеру найти работу легче, но что делать, надо сообразовываться с реалиями. Попросил посылать ему по возможности книги по внешнеэкономическим и валютно-финансовым вопросам, чтобы, как он выразился, «быть в курсах». Архаров ответил, что твердо обещать ничего не может, но если будет такая оказия, то готов помочь. Будут ехать свои, на кого можно положиться, постарается прислать книги, журналы, может быть вырезки из газет. Вольнов просил отмечать в тексте, хотя бы подчеркиванием, те фразы, которые коллега считает важными для понимания проблемы. Тот сказал, что попробует. На том и расстались.

Хлебнув, как и следовало, немало, Вольнов все же как-то пристроился. Стал иногда пописывать во французских газетах, а один раз удалось опубликоваться даже на страницах специализированного журнала. Большей частью это были комментарии к торговым переговорам, финансовым и прочим делам, связанным с Советской Россией. Он, надо отдать ему должное, отлично знал свой предмет и поэтому в печатных органах его статьи брали. Этим и кормился.

Пару раз он получал обещанное от Архарова, что помогало играть роль хорошо осведомленного специалиста. Это не прошло незамеченным. Несколько раз его спрашивали об источниках информированности. Вольнов туманно намекал на свои прежние связи.

Архаров выбора своего бывшего коллеги не одобрял, сам он испытывать судьбу сомнительными шагами не собирался. Он охотно пошел на сотрудничество с органами госбезопасности, тем более что все его новые обязанности не выходили за рамки сугубо профессиональной деятельности. Его задачей стала такая подготовка посылаемых в Париж статистических и других данных, чтобы они приводили к нужным Москве выводам. Несколько раз сделал в письмах к Вольнову собственные комментарии к сухим цифрам статистики. Тому они показались весьма интересными. Удивляться не приходилось: к этой работе привлекались специалисты Наркомфинз и Госплана, которым, конечно, назначение информации не раскрывалось. Так Вольнову удавалось поддерживать свое реноме профессионала.

Когда штаб-квартира СИС в числе других информационных вопросов поставила перед Богомольцем и задачу получения закрытых данных по валютно-финансовой политике советского правительства, он решил посоветоваться с Лаго. Тот, оговорившись, что не специалист в этой области, назвал тем не менее несколько имен из числа тех эмигрантов, кто зарабатывал журналистским трудом. Богомольца это не заинтересовало. Потом он вдруг сам спросил, не знает ли Лаго некоего Вольнова. Очевидно, получил от кого-то наводку.

Лаго признался, что имя он слышал, но не стал называть его Богомольцу. Он, Лаго, сам, по существу, невозвращенец, с руки ли ему рекомендовать такого же. На это Богомолец ответил, что если так рассуждать, то и великие князья, и Керенский, и Деникин, и он сам, Богомолец, невозвращенцы. Критерий должен быть иным: квалификация и готовность сотрудничать. Может ли Лаго переговорить с Вольновым? Лаго ответил, что попробует.

Вольнов предложение Богомольца о сотрудничестве принял. Ему было обещано вознаграждение. Не стали скрывать и того, что его информационными возможностями и аналитическими способностями заинтересовались в Лондоне. Отвечая на вопросы об источниках осведомленности, Вольнов ссылался на свои старые связи в экономических структурах СССР. Откровенно сказал, что сведения оттуда он, к сожалению, получает нерегулярно. Поэтому если в его услугах нуждаются, то речь может идти об обобщенной информации, базирующейся на разнообразных данных, в том числе и открытых. Избегать этого нельзя, да и было бы неверно. Валютно-финансовая сфера никаких домыслов и импровизаций не приемлет. С ним согласились, в Лондоне понимают в этом толк.