Андроидоподобный всё ещё смотрел сквозь пространство, словно пытался постичь его основу.

– Вы подписали договор о неразглашении. Очень рекомендую его соблюдать. В противном случае мы встретимся снова.

Совершенно ничего не понимая, Рун снова повернулся к двери. Его отпускают?

Отпускают?!

Нажал на ручку. Потянул.

Часы, в последний раз щёлкнув секундной стрелкой, замолкли. За дверью вместо выхода белела сплошная стена.

– Так вы отсюда не выйдете, – протянул андроидоподобный голосом зажёванной плёнки. – Сейчас…

Пол скакнул вбок и ударил по плечу, став стеной. Открытая дверь оказалась у Руна под ногами, распахнутая, точно ворота ада. Стена за ней, мигнув, исчезла, потом исчез и сам проём, потом растворились в пустоте остальные части комнаты – и вот историк уже остался один на один с ницшеанской бездной, которая властно заглянула прямо в него безглазым всевидящим взором. Взгляд этот выжигал, проедал насквозь; пустая шкурка по имени Рун не могла уже чувствовать, но имела ещё понятие о времени – оно и прекратило страдания Этингера, величественно и вместе с тем бестолково схлопнувшись в точку.

18

Рун сидел на носу старинного поезда. Вокруг, съедая и искажая пространство, клубилась белёсая мгла. Густой дым толкался из трубы локомотива и вытягивался в бурый шлейф, который в свою очередь разворачивался покрывалом и укутывал кажущийся бесконечным состав. Кабина машиниста, как всегда, пустовала. В вагонах покачивались на своих местах пассажиры. Этингеру даже не нужно было оборачиваться, чтобы всё это увидеть – он и так прекрасно знал, где находится.

Вот только в этот раз чего-то не хватало. Рун на несколько мгновений вынырнул из задумчивости и сосредоточился на своих ощущениях. Что же не так?

И вдруг – услышал. Точнее, не услышал: ни скрипа панелей, ни стука колёс, ни шума ветра. Поезд словно летел сквозь тишину – внизу не было ни привычных рельс, ни даже земли. Только густой, как извёстка, туман.

Рун посмотрел ещё в молочную бездну, где раньше видел мельтешение шпал, и подумал, что всё правильно, так оно и должно быть. Это всё объяснило бы. Но что объяснило? Что должен объяснить полёт через пустоту?

Ответов на эти вопросы Рун так и не нашёл, потому что туман вдруг раздался в стороны, и из него вынырнуло лицо Амины.

– Рун! – позвала она. – Ты слышишь меня? Слышишь?

Из тающей потусторонней мглы медленно проступала комната. Не допросная, а другая – знакомая, почти домашняя. Горел прикроватный светильник. Этингер ждал, когда туман из сна окончательно рассеется и смотрел на склонившуюся над ним Амину. Она не исчезла.

– Ты… – пробормотал историк, с трудом подняв руку, чтобы коснуться её плеча. – С тобой всё хорошо?

– Лучше, чем с тобой, – на лице хакерши мелькнуло подобие улыбки.

Рун сел на постели, и, покачнувшись, зажмурился. Его слегка мутило. Голову словно обили изнутри ватой, в которой вязла и запутывалась любая мысль. Однако комнату он всё же узнал: это оказалась спальня Амины, и они были в ней одни.

– Эти… люди ушли, – сказала Канзи. – Ещё до того, как я очнулась. Ничего не понимаю…

– Я тоже, – пробормотал Рун, пытаясь прогнать цветные пятна, скачущие перед глазами.

– Я думала, нас уже не отпустят. Я ведь всё им рассказала…

Этингер повернулся к подруге. Та выглядела неважно: растрёпанные волосы, тени под глазами, непривычно бледная кожа – историк догадывался, что и сам не краше. Но теперь до него наконец стало доходить, что она здесь, в целости и сохранности, а то, что он увидел перед допросом – в прошлом, да и вообще, может, не настоящее…

Прежде, чем историк успел сообразить, что делает, Амина оказалась в его объятиях. Она охнула от неожиданности, но не отстранилась. Её руки медленно и даже робко обвились вокруг его шеи.

– Ловко они нас поймали, – сказал Рун, грустно усмехаясь. – Я тоже всё рассказал, когда они пригрозили, что с тобой что-нибудь сделают. Мы с тобой раскололись как миленькие.

– Может, это нас и спасло? – прошептала Канзи.

Этингер отстранился и посмотрел ей в глаза.

– С тобой нормально обращались?

– Можно было и повежливее, – Амина шмыгнула носом. – Но ничего такого уж страшного. Мы ведь даже квартиры не покидали, знаешь?

– Симуляция? – догадался Рун.

– Ага. Через какой-то ультрасовременный нейронный интерфейс, видимо. Даже я эту виртуальность приняла за чистую монету. Только когда очнулась, поняла что случилось.

Этингер глянул на окно.

– Стемнело. Интересно, сколько прошло времени?

Комм оказался выключенным – должно быть, мешал допросчику – поэтому Рун включил его и посмотрел на часы.

“22:39”

– Странно, – хмыкнул он.

– Посмотри на дату, – вздохнула Амина.

“07.09.2265”

– Двое суток?!

Историк хоть и удивился, но тут же понял, что это объясняет их с Канзи измождённое состояние – двухдневный трип в симуляции кого угодно выжмет, как тряпку.

Хакерша заползла на кровать и, рухнув на подушки, уставилась в потолок. Рун неловко лёг рядом.

– И что теперь?

Амина задала вопрос, который и без того уже висел в воздухе. Ввязываясь в эту авантюру, они оба мнили себя бунтарями – верили, что смогут что-то поделать с произволом корпорации.

Не смогли.

Реальность на следующий же день расставила всё по своим местам. Вчерашние бунтари пошли на попятную, поджали хвост, точно пёс, что по глупости цапнул медведя. Всё, на что их хватило – жалкие попытки не дать себя поймать, слепое мыканье из стороны в сторону в надежде, что само обойдётся.

Не обошлось.

Всю дорогу они думали, что знают свои перспективы. И “не питали иллюзий”, и “готовились к худшему”, и вообще “назад дороги нет”. Рун даже не думал о том, что с ними сделают, если поймают – понимал, что скорее всего убьют.

Не убили.

Так что же теперь?

– Теперь нам надо поесть для начала, – сказал историк, глядя на рисунок теней, отбрасываемый включённым торшером.

– Это точно, – тут же отозвалась Амина. – Поесть нужно.

Ужин из полуфабрикатов хоть и утолил голод, но оставил чувство тяжести в животах – сказались двое суток без еды. Слабость и ломота во всём теле после этого только усилились. Рун еле ворочал языком, Амина с трудом доносила кружку до рта. Закончив свои дела на кухне, они, не сговариваясь, вернулись в спальню. После двух дней в статичной позе Этингер ожидал иной усталости, но чувствовал себя так, словно его впрягли в плуг и вспахали целый гектар.

“Наверное, это от той дряни, которой нас накачали, – подумал он. – Или от интерфейса”.

Канзи почти сразу отключилась в обнимку с подушкой. К историку сон не шёл.

Их отпустили. Даже несмотря на взлом, который иначе как агрессию по отношению