— Мы любили друг друга, — пробормотала Анна, смущенно отводя взгляд, — ты гладил мои волосы…

— Так оно и было. Твои чудесные волосы необычайно возбуждают меня.

Гарольд нежно поцеловал Анну, она ответила, и он стал целовать ее с возрастающим пылом. С трудом оторвавшись от губ Анны, Гарольд поднял голову и залюбовался лучистым сиянием ее глаз.

— Ты слишком добр ко мне, Гарольд.

— Не понимаю…

— Я говорила тебе, что видела себя в зеркале. Поэтому и не устаю удивляться, что ты приходишь сюда, и сидишь рядом, и даже целуешь меня.

Глаза Гарольда потемнели, взгляд стал жестким и колючим.

— Я повторяю, что люблю тебя, Анна Ролтон. Будешь ли ты в полном здравии или у тебя будут переломаны кости — я все равно буду любить тебя. Помни об этом.

— Постараюсь, — прошептала Анна, задыхаясь от счастья.

— Если ты будешь на меня так смотреть, я прыгну к тебе в постель прямо сейчас, — пригрозил Гарольд.

— Ты кормишь меня сплошными обещаниями.

Гарольд засмеялся.

— Подожди, вот выберешься отсюда…

— Завтра обещали снять повязки. Если врачи сочтут мое состояние удовлетворительным, меня выпишут из больницы. А что касается твоих угроз, — Анна улыбнулась, — то я их не боюсь и готова тебе подчиняться.

На следующее утро Анна проснулась с ощущением, что ей предстоит что-то необыкновенно важное. Она самостоятельно умылась, с удовольствием представила, что, наверное, уже завтра можно будет наконец вымыть голову, и, вернувшись в палату, улыбкой встретила Элизу, которая принесла ей утренний чай.

— Доброе утро, Элиза. Как у вас дела?

— У меня все в порядке. И, судя по всему, у вас тоже. Вот ваши таблетки, это последний прием. Завтра вы отправитесь домой.

— Вот это новость так новость! Хочется запеть во все горло или подпрыгнуть до потолка.

Быстро расправившись с завтраком, Анна стала с нетерпением ожидать, когда же придут снимать надоевшие повязки.

— Доброе утро, Анна, — весело сказала сестра Брикс, входя в палату. — Вы, наверное, заждались!

Пока снимали бинты, Анна сидела спокойно, но, когда дело стало подходить к концу, почувствовала странную тревогу. Что-то было не так. Катастрофически не так.

— Самой серьезной травмой оказался удар головой о ветровое стекло, — объясняла ей сестра Брикс. — Отсюда и сильные ушибы, и отеки, и большая потеря крови. Нос каким-то чудом остался невредим. Один порез на шее оказался очень глубоким. Все волосы пропитались кровью, и на них попало много осколков стекла. К сожалению, волосы пришлось обрезать.

Анна не издала ни звука и сидела в оцепенении, не замечая боли, когда снимали швы. Волосы всегда были предметом ее особой заботы и гордости. С самого детства она не стригла их, только изредка подравнивала, и то совсем чуть-чуть.

Голова, освобожденная от бинтов, показалась Анне невероятно легкой и невесомой.

— Я могу на минутку зайти в ванную? — очень спокойно спросила она.

— Конечно, можете. Только не огорчайтесь. Волосы растут быстро.

— Благодарю вас, сестра Брикс, — отстраненно, как автомат, проговорила Анна.

Войдя в ванную и закрыв за собой дверь, Анна минутку постояла, прислонившись спиной к стене, и, собрав все свое мужество, подошла к висевшему над раковиной зеркалу.

То, что она увидела, настолько ужаснуло ее, что все поплыло перед глазами. Анна отшатнулась от зеркала и тяжело опустилась на край ванны, обхватив обеими руками внезапно заболевшую голову. Прекрати истерику, приказала она себе, не то тебя опять уложат в кровать. Не вздумай упасть в обморок!

В следующую секунду Анна с тоской подумала о Гарольде, который чуть ли не боготворил ее волосы. Она вспомнила свои эротические сновидения и неожиданно поняла, что день перед аварией помнит до мельчайших деталей. Помнит, в какой цвет покрашены стены в доме Гарольда, помнит, что они ели на обед, о чем говорили за столом, как оказались в постели. Помнит все сметающий порыв страсти и нежную ласку Гарольда. Теперь, когда она лишилась своих прекрасных волос, возбуждавших Гарольда, по его собственному признанию, вряд ли он захочет повторить эти упоительные минуты.

Анна встала и, заставив себя вновь подойти к зеркалу, придирчиво осмотрела свое лицо. Синяки почти исчезли, поверх шрама на лбу еще оставался кусочек пластыря. Коротко остриженные волосы и остренький носик, выделяющийся на похудевшем лице, делали ее похожей на ёжика.

— Анна, — окликнула Элиза, — с вами все в порядке?

— Не совсем. — Анна слабо улыбнулась, открывая дверь. — Конечно, глупо, но я всегда так гордилась своими волосами, а теперь их нет.

— Волосы обязательно отрастут, — утешила ее Элиза. — Недели через две-три, когда они станут подлиннее, вы сходите в парикмахерскую, вам сделают модную стрижку, и все встанет на свои места.

Остаток дня Анна просидела в кресле у окна, задернув его занавеской. Больше всего ей хотелось нырнуть с головой под одеяло и спрятаться от всего мира. Невидящим взором уставившись прямо перед собой, она восстанавливала в памяти события прошлого, но в эти воспоминания все время врывались тревожные мысли о будущем.

После ланча, который Анна с трудом впихнула в себя, она объявила Элизе:

— Не хочу больше сидеть в пижаме.

Сиделка помогла Анне надеть джинсы и шерстяной пуловер. Но даже от этих незначительных усилий Анна предельно устала. Опытная Элиза посоветовала Анне сесть в кресло и подремать.

Медленно ползли минуты, перетекая в часы, и Анна нервничала все больше. После вечернего чая приехали ее родители и, неумело пряча свою растерянность от непривычного облика дочери, рассыпались в восторгах по поводу ее скорой выписки и улучшения самочувствия.

— Тебе идет короткая стрижка, — будто мимоходом заметил Джекоб, смущенно улыбнувшись.

— Неплохо придумано, папа, — насмешливо отозвалась Анна.

— Волосы — не главное, — рассердилась Милдред Ролтон. — Благодари Бога за то, что осталась жива. Наконец-то мы можем забрать тебя домой. Ты по-прежнему выглядишь очень измученной. — Милдред вздохнула. — Я уложу тебя в твоей комнате, и ты будешь отдыхать.

— Но я не хочу сидеть взаперти! — запротестовала Анна. — Мне хочется посидеть с тобой, понянчить малыша, пойти погулять с Гердой…

— Ты вспомнила и нашу собаку! — обрадованно воскликнул Джекоб.

— Я так погрязла в жалости к себе, что совсем забыла вам сказать, что почти все помню, — сказала Анна. — Да, кстати, — она взяла с тумбочки футляр и протянула отцу, — можешь сказать хотя бы приблизительно, сколько стоит эта брошь?

— Невероятно! — удивился Джекоб. — Как она к тебе попала?

— Мне принес ее Фрэнк Освальд. Сказал, что это в знак благодарности от его брата.