— А волосы он хной покрасил, начальник, — продолжил разоблачение зоркий агент. — Нашей, иранской. Тут же и купил, наверное.

— А почему ты решил, что это именно немецкий шпион? — улыбнулся резидент.

— Как же, начальник! Ко мне не подошел, пароль не назвал. Все ваши приходят ко мне на базар, называют пароль. Я всем вашим помогаю. Значит, это не ваш. И английский пароль он тоже не назвал. Все англичане приходят ко мне на базар, называют пароль. Я всем англичанам помогаю. Значит, он не от англичан. Остается только от немцев.

Головин внимательней посмотрел на Алима.

— Так ты, любезный, двойной агент? И нашим и вашим? И на нас работаешь, и на англичан?

— Да, начальник, — радостно подтвердил Алим. — И на русских, и на англичан работаю. Меня все уважают. И русский начальник уважает, и английский начальник уважает. Всегда руку подает. Говорит: «How do You do, Aleem?», а я ему всегда отвечаю: «I do well. I hope You are too, sir».

— Да как же ты его сюда привел один, как телка на веревочке? — удивился Головин.

В свою очередь удивился и Алим:

— Зачем один, начальник? Нас много было. Когда я догадался, что это немецкий шпион, сразу позвал соседей. Моих соседей русский начальник тоже уважает. И английский начальник уважает. Соседи схватили его, и мы все привели его сюда. Они у ворот ждут, — Алим повернулся к резиденту. — Рассчитаться бы надо, начальник.

Резидент не ответил. Он плакал. Уткнул голову в руки, положенные поверх стола, и рыдал. Пару минут Алим недоуменно смотрел на то, как в полной тишине от судорог рыданий дергаются кончики полковничьих погон. Офицеры и два генерала, присутствующие на оперативном совещании, также с молчаливым интересом смотрели на резидента, который сейчас трясся в конвульсиях беззвучного смеха.

— Рассчитаться бы надо, — снова нерешительно предложил торговец. — Люди за воротами ждут.

Резидент оторвал голову от рук, всхлипнул напоследок, достал носовой платок, промокнул слезы на глазах, несколько раз глубоко вздохнул и повернул покрасневшее лицо к лучшему агенту советской военной разведки в Иране.

— Хорошо, Алим. Миллиона риалов хватит?

Двойной агент осуждающе зацокал языком.

— Какой миллион, начальник? Ты посмотри, какой шпион, — начал он нахваливать свой товар. — Чи-и-истый. А мне еще делиться с соседями надо. Давай четыре.

— Ну, четыре так четыре, — согласился резидент. — Расчет завтра. Деньги тебе принесут как обычно.

Торговец просветлел и снова подошел к резиденту жать руку. Пользуясь заминкой, Головин на клочке бумаги написал записку и передал ее резиденту.

Тот развернул ее и увидел: «4 000 000 =?» Чиркнув карандашом по записке, он отправил ее обратно Головину. Филипп Ильич развернул ее: «$450».

Уже когда Алим направился к дверям, Головин не удержался от вопроса:

— А почему же ты, прохвост, привел его к нам, а не к англичанам, на которых работаешь?

Алим остановился и терпеливо пояснил для русского генерала, который не понимает совсем простых вещей:

— К нам в Тегеран приезжает наш большой друг Сталин-шах. Сталин-шах, да продлит Аллах его годы, оказал нам большое уважение, решив встречаться с Рузвельт-шахом и Черчилль-шахом именно в Иране, а не в Ираке, сто злых иблисов на их неверные головы. Так зачем бы я стал продавать этого шпиона англичанам?

— Погоди, погоди, — прищурился Головин. — А с чего ты взял, что Сталин-шах приезжает именно в Тегеран?

— Торговля всему научит, — рассудительно пояснил Алим и показал глазами на резидента. — Вон, он знает.

— Что тут у вас происходит, товарищ полковник? — спросил резидента Головин после того, как Алим ушел.

— Тут — Восток. Тут понимать надо, — мудро заметил резидент и снова полез за платком.

Прежде чем он успел его достать, стекла кабинета задребезжали от долго сдерживаемого смеха. Все присутствующие офицеры заржали дружно, громко и одновременно.

Не смеялся только Головин.

Не успели офицеры отхохотаться, как Головин уже шел в комнату секретной связи. Чувствовал он себя так, будто его выставили дураком. Филипп Ильич потребовал соединить его по ВЧ с Власиком и в образных и емких выражениях обрисовал ситуацию в Иране. Ничего не пропустил. И про резидентуру НКВД доложил, и про соседей-англичан не забыл, и про девять дней оперативных мероприятий в Тегеране. Особенно красочно он разрисовал то, что местное туземное население крайне негативно относится ко всему немецкому, а потому добровольно и с охотой приводит немецких шпионов прямо в торгпредство, где и продает их за смешные деньги. На уточняющие вопросы Власика генерал ответил, что он прекрасно осознает то, что его сюда направило Политбюро ЦК, понимает всю меру и степень ответственности, но считает свое пребывание в Тегеране лишенным всякого смысла из-за великолепно поставленной местными коллегами агентурной работы. Гораздо больше пользы он сможет принести на своем рабочем месте, занимаясь своими непосредственными служебными обязанностями.

Власик минуту молчал, а потом сказал одно только слово:

— Вылетай.

Ночью самолет с Головиным и его свитой приземлился на Центральном аэродроме. К прибывшим подъехала не его машина, а автомобиль начальника Генерального штаба.

Из передней дверцы вылез полковник-адъютант, подбежал к Головину, козырнул и доложил:

— Филипп Ильич, Александр Михайлович ждет вас.

В ярко освещенном просторном кабинете начальника Генерального штаба никого не было, кроме самого Василевского. Несмотря на поздний час, он был бодр, свеж и сосредоточен на просмотре ежедневного потока приказов ГКО, оперативных сводок с фронтов, донесений разведорганов. Изучая тот или иной документ, Василевский иногда переводил взгляд на огромную карту, висящую на стене, на которую час назад офицеры-направленцы нанесли изменения обстановки.

Ожидая законной накачки от начальства, Головин вошел в кабинет.

— Здравия желаю, товарищ маршал.

Василевский отложил документы, с которыми работал, и посмотрел на вошедшего.

— Здравствуй, Филипп Ильич. Проходи. Ждал тебя, — маршал встал из-за стола, чтобы поздороваться с генералом. — С Власиком все дела закончили?

— И не говорите, Александр Михайлович, — Головин досадливо хлопнул ладонью по зеленому сукну стола. — Больше месяца без сна и отдыха. Три огромных города переворошили.

— А ты хорошо загорел, — заметил Василевский, рассматривая лицо Филиппа Ильича.

Как ни берег генерал своих людей, а двоих сотрудников таки привез из Тегерана в Москву с желтухой. То ли вода дрянная, то ли мухи смогли занести заразу, но двое крепких, толковых и совсем не лишних офицеров лежали сейчас в инфекционном отделении госпиталя.