— Мать моя — Родина, я — большевик, Илларион Виссарионович, — отшутился Есенин, простовато улыбаясь.

— Мы все большевики! — не принял шутки Вардин. — Скажите, кто для вас самая яркая личность, способная, на ваш взгляд, после смерти Ленина встать во главе? Стать большевистским вождем?

— Я не вижу принципиальных различий между большевистскими вождями, — ответил Есенин, стараясь разгадать, куда клонит этот партийный чиновник.

— Как вы относитесь к Троцкому? — напрямую спросил Вардин.

Каким-то звериным чутьем Есенин уловил подвох в этом неожиданном вопросе.

— Я к Троцкому? Честно? Я честно к нему не отношусь!

Вардин довольный захохотал:

— Молодец! Чувствуется крестьянская мудрость!

Есенин догадался, что хочет услышать от него Вардин, и совсем простодушно добавил:

— Не знаю! Мне, откровенно говоря, Зиновьев больше по душе. Он человечней, доступней, что ли…

Вардин поверил в искренность Есенина.

— Доверяйте душе своей, Сережа, доверяйте! У Зиновьева немало заслуг перед большевиками, перед революцией… Он долгое время был в тени Ленина, являясь его ближайшим другом. Он поставил на службу Ленину свой талант оратора и организатора. Скажу вам еще более откровенно: многие статьи Ленин написал в соавторстве с Зиновьевым.

— Ленин? В соавторстве? — продолжал наивничать Есенин.

— Да-да! А знаете ли вы, что они вдвоем несколько месяцев жили в шалаше, в Разливе накануне Октябрьского восстания?

«С милым рай и в шалаше!» — подумал Есенин, а вслух сказал, сдерживая смех:

— Надо же! А я-то думал! А Крупская… как же? Она что, не против была?

— У вшивой куме одно на уме! — захохотал Вардин, поняв намек Есенина. — Какой ж вы хулиган, Сергей Есенин! Но я не сержусь. Вы, поэты, думаете, если большевик, то шутить не умеет. Юмор нам тоже не чужд! Вы, Сергей, где живете?..

— Где придется, — пожал плечами Есенин.

— Вай, вай, вай! Такой поэт, и не имеет своего угла! Непорядок, — запричитал Вардин, цокая языком. — Я лично прослежу, чтобы вам выделили хотя бы комнату! А пока, мы женой были бы рады предложить вам временно поселиться в нашей квартире! Места хватит… квартира великолепная…

— Нет! — категорически отказался Есенин. — Никому не хочу быть обязанным! Нет! Спасибо! — а про себя подумал: «В золотую клетку заманиваешь, кацо».

— Напрасно, напрасно, — огорчился Вардин. — Как знаете! Кстати, я недавно на заседании ЦК разговаривал с Зиновьевым. Он мечтает видеть вас в Ленинграде.

— Зачем? — насторожился Есенин.

— Видимо, хочет поговорить о поэзии, о литературе, вообще об искусстве. Об издании вами журнала «Вольнодумец». Он также предлагает вам выступить в зале бывшей Городской думы! Представляете, афиши по всему Ленинграду: «Сергей Есенин»! Сейчас в Москве о таком выступлении вы не можете и мечтать, а?

«Как же я им нужен сейчас! Эти люди зря ничего не делают!» — размышлял Есенин, пока Вардин рисовал перед ним радужные планы.

— Заманчиво! А возможно в Ленинграде издать мою «Москву кабацкую»? — открыто поставил условие Есенин.

— Возможно! Все возможно, Сергей Есенин, — обрадовался Вардин, похлопывая его по плечу. — Только надо жить и работать так, как я вам советую! И тогда у вас будет и свое жилье, откроются двери издательств, будет разрешение и средства на свой журнал. Будет все! Если…

— Я приеду в Ленинград! — решительно проговорил Есенин. — Подлечусь и приеду!

— Это мудро, Сергей Александрович, и дальновидно! — не скрывал своего удовольствия Вардин. Еще бы — самого Есенина переманил на свою сторону! — Значит, мы вас ждем!

— Заказывайте афиши!

— Весь внимание! — Вардин взял вечное перо и блокнот. — Весь внимание!

Есенин, подумав, продиктовал: «Сергей Есенин! Прочтет стихи и скажет слово о мерзости и прочем в литературе».

— Браво! Вызов «непопутчикам»?

— Как хотите.

Вардин, записав, спрятал блокнот и перо в карман и протянул Есенину руку, весьма довольный собой и сговорчивостью поэта.

— Я сегодня выписываюсь. До скорой встречи, Сергей свет Александрович! Рад, что мы поняли друг друга! — Крепко пожав Есенину руку, он открыл дверь и лицом к лицу столкнулся с Зинаидой Райх:

— Извините! Я, видимо, ошиблась палатой! Я думала, здесь Сергей Есенин. Извините!

— Вы не ошиблись. Сергей Александрович, к вам очаровательная гостья. Позвольте представиться: Вардин, член ЦК ВКП(б), — напустив на себя многозначительность, он пропустил Райх в комнату.

— Очень приятно. Артистка театра Мейерхольда Зинаида Николаевна Райх, — вежливо улыбнулась и подала руку Райх.

— Как же! Как же! Слышал, — заворковал Вардин, целуя ей руку выше кисти. — Супруга гениального Всеволода Эмильевича Мейерхольда! Рад познакомиться. К сожалению, не видел вас на сцене… Верю, что так же талантливы, как и красивы. Не буду мешать! До свидания, Сергей Александрович! Сегодня же доложу Зиновьеву о нашем душевном разговоре! — и снова, склонившись, поцеловал Райх руку и вышел.

Оставшись одни, Есенин и Райх долго оценивающе глядели друг на друга. Первой отвела взгляд Зинаида. Она подошла к окну и прижалась лбом к стеклу, постояла так с закрытыми глазами и, когда через какое-то время отстранилась, отчетливо увидела в стекле свое отражение. «Красивая», — подумала она. Открыв свой чувственный рот, она подышала на окно. Холодное стекло сразу запотело. Изящным мизинчиком Зинаида Николаевна написала: «Есенин! Я тебя люблю!» Буквы немного продержались, а потом потекли водяными слезами.

Когда Есенин подошел и взял Райх за плечи, она обернулась и бросилась ему на шею.

— Сережа! Я с ума схожу! Что мы наделали? Я люблю только тебя, слышишь?! — целовала она его лицо, вцепившись в кудрявую голову. Их губы слились в долгом страстном поцелуе. Есенин стал срывать с Зинаиды одежду, бросая прямо на пол. А она разорвала на нем рубашку и прильнула губами к его груди.

— Хочу тебя, Сережа! Хочу! Люби меня, родной мой! Люби!..

Есенин поднял обнаженную Райх и положил на кровать. Одним прыжком подскочил и запер дверь, вставив в дверную ручку стул. Вернулся к кровати, с восторгом оглядел обнаженную Зинаиду, прекрасную в своем женском бесстыдстве, и, простонав: «Зинаида!» — упал на нее!..

За окном уже совсем стемнело, когда утомившаяся Райх попросила:

— Все, Сергей, больше не могу! Дай мне отдохнуть!

Тяжело дыша, Есенин лег рядом, и Зинаида положила ему голову на грудь. Нежно ласкаясь, словно насытившаяся кошка, она с откровенностью, на которую способна лишь женщина, бесконечно благодарная любимому за утоленную страсть, призналась:

— Сереженька, любимый… у меня с тобой всегда как в первый раз!.. Я даже теряю сознание от наслаждения…