Это было совсем не то, что Гонсало ожидал услышать.

— Гийом, оставьте Изабеллу и Луиса в покое! — вымолвил он наконец.

— Не забывайтесь, Гонсало. Это к делу не относится, — перебил я его.

— Если вы не прекратите их преследовать, — повторил Гонсало, — я останусь вашим врагом. Поверьте, во второй раз я не буду держаться в стороне, — тихо закончил он.

— Верю. Поэтому говорю еще раз: не вмешивайтесь в мои дела, де Агиляр. Иначе я разозлюсь по-настоящему. И друзей тоже удержите. Ибо смерти начинаются, когда кто-то забывает об этом, — посоветовал я ему на прощание.

Похороны. Никогда не любил на них присутствовать. Особенно если хоронят тех, кого я сам отправил в мир иной. Но на кладбище идти пришлось.

С Филиппом пришла проститься вся Мендора. В глазах темнело от траурных нарядов. Лицемеры, большинство и не знало его.

Я был вынужден стоять рядом с Агриппой д'Обинье. Братом своего «спасителя». Агриппа скрипел зубами от раздиравшей его ненависти. Сжимал руки — так, что кожа белела. Но никто не связывал это со мной. Граф хоронил младшего брата.

Бесчисленные друзья, родственники, товарищи, просто знакомые говорили речь за речью, расписывая достоинства погибшего юноши: его благородство, доброту, отзывчивость, бесстрашие, честность, верность семье, короне и Камоэнсу.

Недалеко от Агриппы д'Обинье стояли три друга: де Кордова, де Агиляр, и Феррейра. Рядом с ними крутился и ля Крус. По глазам Луиса я понял, что он знает, как все было на самом деле.

— Гийом, выслушаете меня, это срочно. Очень срочно! — Взволнованный ля Крус догнал меня, уходящего с кладбища к своей карете, огляделся. — Я отлучился ненадолго. Луис, узнав о вашем сватовстве к Изабелле, не стал дожидаться ответа графа Клосто. Он хочет похитить Изабеллу из дома ее отца.

Хорошая идея, подумал я, тайное венчание — и я влюбленным уже не опасен.

— Тебе известно, когда планируется похищение?

— В ближайшие дни. Луис говорил, у них мало времени, надо спешить. Мне поручено договориться с настоятелем собора Святого Агносия. Он мой родственник.

Умно. Обряд, проведенный священником главного собора столицы, мне оспорить не удастся.

— Делай то, что тебе поручено. Если появится какая-то еще информация, немедленно сообщай, — ответил я маркизу. Его узкое лицо, похожее на крысиную морду, вызывало у меня отвращение. Предатель. Ненавижу предателей. Даже если они предают для меня.

— Вы передадите мне расписки? — заискивающе спросил ля Крус.

— Позже поговорим об этом, — отмахнулся я.

— Хорхе, у меня к тебе просьба. — Я застал короля в оружейной зале.

Хорхе Третий, до того как был коронован, слыл лучшим фехтовальщиком Камоэнса. Монарх в турнирах участвовать не может. Поначалу его это весьма огорчало, но потом государственные дела не оставили времени на любимую забаву. Король немного растолстел, потерял прежнюю гибкость и ловкость, но любви к оружию не утратил. В этом мы были схожи.

— Говори, может быть, и выполню. Ты редко обращаешься ко мне с подобными словами, — милостиво разрешил король.

— Отправь меня с официальным поручением из столицы. Так, чтобы это стало известно всем, — попросил я.

— Зачем? — как бы между делом, осматривая очередной меч, поинтересовался король.

Я не стал юлить, рассказал ему все, что услышал от ля Круса.

— И что дальше? — спросил Хорхе.

— Если это нельзя предотвратить, нужно, чтобы похищение случилось, когда мне это будет удобно. Мой мнимый отъезд — прекрасная провокация. Я буду ждать друзей в доме Изабеллы, — объяснил я свой план.

— Постарайся без крови, — пожелал король.

— Хорхе… — с укоризной ответил я, — их будет минимум трое. Луис де Кордова, Блас Феррейра, Гонсало де Агиляр. Без крови не получится.

— Гонсало останется в живых! — поставил условие король. — Бласа жалко, постарайся не убивать его. Луис — делай с ним, что хочешь.

— Хорошо, — кивнул я.

— Приказ подпишу через ору. Болтливый герольд будет искать тебя по всему дворцу, чтобы вручить официальный приказ.

— У тебя есть болтливые герольды? — улыбнулся я.

— У меня есть все, — серьезно ответил Хорхе. — Взгляни.

Он взял со стола и передал мне меч в ножнах. Я наполовину вынул клинок из ножен. Лишь наполовину — искушать алых стражей[6], личную охрану Хорхе, мне не хотелось. Волнистый узор на лезвии — признак хорошей стали, металл раз за разом перековывали, добиваясь нужного качества.

— Обычный эсток — меч-шпага, — начал я, — вот только сталь почему-то слишком светлая, почти белая. Впервые вижу такое. Не знаю, из-за чего это. Может, особый сорт железа, может, что-то еще — в металлургии я разбираюсь слабо.

— Это зачарованный меч, — спокойно объяснил Хорхе. — Подарок из Далмации. Ему не одна сотня лет. Единичный экземпляр. Секрет создания такого оружия давно утерян.

— И на что же он зачарован? Рубит сталь, как тряпку, делает владельца неуязвимым — все это байки! В деле хоть проверял? — презрительно спросил я.

— Нет, этот меч спасает владельца от колдовства, направленного против воли и разума. Того, у кого он в руках, по легенде, волшебник не может себе подчинить, обмануть, отвести ему глаза, лишить воли.

— Весьма интересно, — прокомментировал я. — Это все?

— Нет, еще это оружие — меч Веры, способно ослаблять заклятия. Даже самые мощные и надежные. Все зависит от силы воли владельца и его веры в свою правоту.

— На деле его хоть однажды проверяли?

— Нет, мне тоже интересно, правдива ли легенда. Это оружие две сотни лет пролежало в далмацийской сокровищнице без дела. Магия могла и развеяться, — ответил Хорхе.

— Да, если и была, то давно выветрилась, — безапелляционно заявил я. — Даже намека на нее не чувствую.

В ответ Хорхе лишь махнул рукой, решив, что ничего больше от меня не добьется. Аудиенция была закончена.

В этот раз принцесса не стала просить дядю отослать мага к ней для разговора. Сама встретила меня, выходящего из королевской оружейной.

— Здравствуйте, Ангела. — Склонил голову в поклоне.

— Добрый вечер, Гийом. — Принцесса была серьезна и неулыбчива.

— Что вас расстроило, принцесса? Могу я чем-нибудь облегчить ваши страдания? Гонсало? Хотите, надеру ему уши? — попытался я рассмешить ее, но Ангела даже не улыбнулась.

— Нет, Гонсало здесь ни при чем, хоть я и беседовала с ним сегодня.

— Он расписывал меня как самого страшного в мире злодея? — спросил я.