Это, впрочем, очень помогало им выстоять многочасовые митинги, на которых Фидель говорил по пять-шесть часов кряду.

Океан рвется к нам, обдавая измученных жаждой и солнцем московских девочек своей прохладой и брызгами. На его пути – высокий гранитный парапет, но целиком сдержать мощь водной стихии не может и он. Вдруг волна (наверное, девятый вал) перехлестывает через парапет и слегка обдает нас, сидящих в «козлике». То-то радость, хотя шофер явно чертыхается. Но чертыхается он не по-русски, и потому мы (а мы еще не знаем кубинских крепких слов) ничего не замечаем.

«А вообще здорово, что мы сюда приехали!» – кричу я своей подружке. Она смеется в ответ. Но едва только мы вкусили глоток океанской свободы, «козлик» резко тормозит и выкатывает к потрясающей красоты небоскребу, расположенному прямо на этом самом Малеконе. Это и есть гостиница «Ведадо».

Американцы построили ее в 1958 году, накануне краха режима Батисты и победы революции «барбудос». Построили по последнему слову американской техники. Простое и элегантное двадцатичетырехэтажное сооружение устремлялось в ослепительно-синее небо. Нам, приехавшим из-за «железного занавеса», не видавшим никогда никакой «заграницы» и считавшим шедевром архитектуры сталинские высотки, гостиница эта показалось чем-то ирреальным.

«Козлик» с шиком остановился у входа на широком подъезде-подлете под глубоким козырьком, покоившимся на четырех колоннах, увитых зеленью, и создававшим постоянную тень. К нам тут же выскочили двое мальчишек-носильщиков, негр и мулат, и стали рвать друг у друга наши скромные чемоданы. Первый порыв советской девушки – «Не надо, мы сами!» – был ими не понят. И через минуту мы оказались в просторном холле, прохладном (тогда кондиционеры работали еще очень хорошо), обставленном мягкими креслами и живыми пальмами. Я поначалу даже не заметила, что они были в кадках.

Сопровождавший нас «некто» (признаться, я его никогда больше не видела за весь год работы на острове) что-то объяснил метрдотелю, немолодому весьма элегантному джентльмену с набриолиненными волосами, и нам были выданы ключи от номеров на двадцатом этаже.

«Ваши чемоданы, – сказал нам метр, – ожидают вас в номере. Ужин вы можете заказать по телефону. В бассейн спускайтесь на специальном лифте, расположенном на каждом этаже рядом с основным. Обо всем, что пожелаете, сообщите телефонистке. Она работает круглосуточно». И посмотрел на нас мягким обволакивающим взглядом.

«Ну и ну, – подумалось мне. – Приехали. Вот тебе и революция. Да в такой роскоши небось и американские миллионеры не каждый день купаются».

Тем не менее, не моргнув глазом, приняв все как должное, мы поднялись каждая в свой номер. В голове звучал как будто записанный на пленку колючий голос инструктора из Международного отдела ЦК КПСС: «Держите себя достойно. Вы – советские люди! Да, не забудьте захватить утюг, надо всегда выглядеть подтянутыми и свежими». Уж не знаю, были ли мы свежими (каждая из нас, конечно, захватила утюг), но были мы тогда молодыми и, наверное, привлекательными. Во всяком случае, сразу почувствовали на себе взгляды кубинцев, полные восхищения.

Номер, в котором мне предстояло переночевать и, как потом оказалось, прожить почти год (о нас благополучно забыли, потому что по счастливой случайности мы «не оказались в списке»), поразил своей совершенно ненужной, по моим представлениям, роскошью. Ну зачем, спрашивается, мне кровать больше двух метров в длину и в ширину! Какой-то фантастический пушистый серебристый пол, по которому, наверное, в обуви и ступать нельзя! (Тогда в Москве о таких ковровых покрытиях, может быть, и знал кто-нибудь из высшей партноменклатуры, но только не мы, грешные.) Неведомые нам тогда стенные зеркальные шкафы с раздвижными дверками. А уж что творилось в ванной комнате – не описать! Две стены – зеркальные. Мраморный стол с углубляющимися раковинами. Нежно-розовая ванная на постаменте. Какие-то бесконечные шкафчики и полочки, видимо, для кремов, туалетной воды, духов и прочих изысков, коих мы в нашей комсомольской юности не знали.

Да, это был шок, хотя, признаться, довольно приятный. А поскольку человек быстро привыкает к хорошему, то я быстро научилась спускаться прямо в бассейн в купальнике, плавать там по утрам до работы, во время святой для всех кубинцев сиесты (обеденный перерыв со сном с двенадцати до трех), а потом еще и по вечерам. На пляж в Варадеро, знаменитый курортный городок, защищенный от океанской стихии самым большим коралловым рифом в Карибском море, удавалось выбираться, только если кто-нибудь приглашал. Нужна была машина. Пешком далеко, от Гаваны несколько километров, а общественный транспорт работал плохо.

Роскошные апартаменты – дело, конечно, хорошее, но есть захотелось очень скоро, а куда податься, было совершенно неясно. Мы прилетели в субботу. Ясно было, что до понедельника о нас никто не вспомнит. А заказывать обед в номер – извините, кто заплатит? Тут-то я и пожалела о тех палках копченой колбасы и консервах, которые положил в чемодан мой практичный папа и отобрал на таможне, видимо, не менее практичный служащий кубинской революционной власти.

Звоню подружке: «У тебя тоже всё выгребли из чемодана?»

И вдруг о чудо! Она, оказывается, уже успела познакомиться с теми летчиками, что доставили нас, столь ценный груз, в Гавану. И что уж совсем замечательно, они живут в нашей гостинице, потому что, по договоренности между «Аэрофлотом» и кубинским правительством, для летного экипажа места в этой гостинице забронированы на год. Мы на одном этаже, да еще так, что номер моей подруги – смежный с комнатой, занимаемой вторым пилотом, и стоило лишь открыть дверь – и мы оказались за столом, накрытым родными яствами. Забегая вперед, скажу, что эта смежная дверь сыграла роковую роль в пребывании на Кубе моей подружки и в семейной жизни второго пилота.

Но в ту первую гаванскую субботу мы ликовали – летчики, конечно, «позволили себе» водочки, подружка их поддержала, я наотрез отказалась (ненависть к этому делу впитала с молоком матери), но зато угощение и веселье разделила со всеми. Ребятам надо было в понедельник улетать, но на смену им заступал другой экипаж. И хозяйство у них было налажено. В ванной висели веревки, на которых всегда сушилось белье. Железные коробки из-под консервов они тщательно прятали, чтобы «камареро» (горничными в гостинице были исключительно мужчины-негры) не заподозрили их в «жлобстве» (мол, жалеют денег на еду!), а после каждой трапезы всё тщательно убирали, чтобы «не уронить достоинства советского человека». В качестве холодильника использовали (и нас научили) кондиционер, из которого постоянно шел поток холодного воздуха. Ну а для установления дружбы с братским кубинским народом время от времени подносили ребятам бутылочку и что-нибудь из продуктов. Очень скоро узнала, что все эти вышколенные «камареро» после