– Пап?

И тут Милли почувствовала себя самым крошечным существом на свете – меньше камешков гравия, которые впивались ей в спину, меньше муравьев, которые ползли у ее ног, – и мир вдруг стал таким огромным, и в нем было так много деревьев, так много звезд и так много смерти…

И Милли подумала: «Может, я и есть просто маленькая черточка».

Когда папа лежал в больнице, слова: «Пап, ты что, становишься Мертвым?» – говориться почему-то не хотели.

21:06. Села на незнакомый стул, в незнакомой комнате, в незнакомом доме. Пила чай из незнакомой чашки в незнакомое время и старалась об этом не думать.

– Что у тебя с руками? – крикнула Агата Печатнику.

Печатник поставил чай на журнальный столик и спрятал ладони под мышками.

– Ничего, – ответил он.

– А чего они так трясутся? – спросила Агата.

– Они не трясутся.

– А похоже, что трясутся.

– Они не трясутся, – повторил он, – а печатают.

– Печатают?

– Печатают.

– Зачем это? – поинтересовалась она.

Он пожал плечами.

– Говорить мне не хочешь? – сощурилась Агата.

– Не особо, – отозвался он.

21:11. – Ужасный чай! – громко прошептала она ему.

21:13. – Что это? – спросил он. У нее из сумки торчала «Книга Старости». – Ваш дневник?

Агата запихнула тетрадь поглубже в сумку, застегнула молнию и поинтересовалась:

– Что «что это»?

– То, что вы сейчас в сумке спрятали, – ответил Печатник.

– Я ничего не прятала, – заявила Агата.

– Прятали-прятали, – настаивал он.

– А вот и не прятала, – настаивала она.

21:16. – А с женой что? – спросила Агата.

– Умерла, – ответил он.

– Рон тоже, – сказала Агата. – Сердечный приступ возле зоомагазина. А у твоей что?

Он сел себе на руки и ответил:

– Рак.

Агата кивнула.

21:17. – Почему ты мне так докучал, пока я дома была? – спросила Агата. – Влюбился, что ли?

– Не влюблялся я, – покачал головой Печатник.

– Влюбился бы – то же самое сказал бы! – проворчала Агата.

– Я вас даже не знаю.

– Не-а. Не знаешь.

21:18. Но спросить она хотела другое: «Почему ты перестал приходить к моему дому?»

21:20. Печатник уснул на диване, откинув назад голову и широко раскрыв рот, и захрапел.

21:22. – Они не состарятся, – прошептала Агата, – ведь состаримся мы, кто остались.

21:23. Агата Панта позволила себе почувствовать одиночество.

Глубокой ночью, уже под утро, Карл встал и пошел по коридору в туалет. Тут он услышал, как на кухне по телефону разговаривает Стелла, и остановился.

– Да, – говорила она. – Да, брошенный ребенок.

Карл прислонился спиной к стене у двери. Свет из кухни прямоугольником растянулся на полу коридора, точно вход в другой, лучший мир.

– Ничего толком не знаю, – продолжала Стелла. – Ее мать ни с того ни с сего уехала из города. А отец уже не с нами. Ей какие-то старики помогают. – Она замолчала. – Слушайте, не знаю я. Старуха совсем психованная. Старик не лучше. Они просто… Ну, старенькие, в этом все дело.

Карл соединил кончики пальцев.

– Отлично, – заключила Стелла. – Ага. Привезу их завтра. И, Берт. – Она запнулась. – Извини, что так рано звоню. Просто не могла спать от всех этих мыслей. – Она снова замолчала. – Хороший ты парень, Берт. Спасибо.

У Карла свело желудок. Он услышал, как Стелла кладет трубку на место. Потом погас свет, и другой, лучший мир исчез. Карл прижался к стене, задержал дыхание и зажмурился крепко, как только мог, рассуждая, как ребенок: если я тебя не вижу, то и ты меня не видишь.

Открыв наконец глаза, он заметил фигуру Стеллы в конце коридора. Та вернулась в свою спальню. Карл зашел на кухню и уставился на телефон. А рядом на столе лежали Стеллины ключи – прохладные, металлические, похожие на причудливых насекомых…

Карл проник в комнату Агаты.

– Агата, – прошептал он так громко, как только посмел, и осторожно потряс ее за плечо.

Она продолжала храпеть.

– Агата, – повторил он чуть громче.

– Чего? – буркнула она, садясь в кровати и подтягивая одеяло к подбородку. – Вы кто? Вам чего надо? – она принялась шарить рукой по прикроватной тумбочке в поисках очков.

– Ш-ш! – Карл дал ей очки. – Тише, Агата.

Она надела их и удивленно на него взглянула.

– Печатник! Я тебя к себе не пущу, вот уж точно! Сейчас без десяти пять! Я сплю!

Карл присел на край ее кровати. Кровать под ним была теплая.

– Нам нужно идти, Агата. Прямо сейчас.

Но, когда они включили свет в комнате Милли, ее там не оказалось.

Карл схватил под мышку Мэнни, Агата – рюкзак Милли, и они покинули дом так тихо, как только позволили скрипучие половицы.

Из рюкзака Милли торчала нога Мэнни, и его пальцы скакали вверх-вниз у Агаты за головой. Карл прислонил Мэнни к автобусу Стеллы и положил руку на пластмассовое плечо.

– Стой на страже, Мэнни, – велел Карл серьезно.

– Он пластмассовый, Печатник, – прошипела Агата и бросила рюкзак на землю возле манекена.

Вместе с Карлом они направились вниз по улице, окликая Милли и заглядывая во дворы, под машины и на деревья.

Около кладбища они услышали голоса. В мерцающем свете фонарей Карл заметил за оградой трех пьяных мужчин, которые, пошатываясь, направлялись к ним. Пьяницы хохотали и ругались. Один из них попытался забраться на дерево, другой помочился, целясь в небо, а третий швырнул бутылку в одну из надгробных плит. Бутылка разбилась вдребезги, и ее звон пронзил ночную тишину. Собаки в соседских домах залаяли.

– О нет, – выдохнул Карл.

– Что? – спросила Агата.

Карл показал, что.

– О нет, – пробормотала Агата.

Недалеко от пьяниц они увидели Милли: она сидела на земле, спиной к надгробной плите.

– Они идут к ней. – Карл наклонился к черным железным прутьям ограды.

– Я туда не пойду, – быстро сказала Агата. – Я не… – Она замолчала и тихо прибавила: – Все эти мертвецы… Ты меня не заставишь.