– Там коньяк был «заряженный».

– Чем?

– Опием.

– Да, но лейтенант пить не стал.

– Не стал. Но у Зойки на этот случай маковое молочко в пузырьке было, она его разлила, чтобы лейтенант вдыхал.

Это было похоже на правду. Потому и снилось Богдану маковое поле, что его усыпляли парами опия. Хитро все придумано, и хорошо, что топорно сработано.

– А сама Зойка чего не уснула?

– Ну, ей тоже спать хотелось. Ничего, справилась… А если бы коньячку дернула, то у нее налоксон был. Пошла бы, в ляжку себя кольнула, и все дела…

– Налоксон?

– Ну да, он действие опия нейтрализует…

– Хорошо вы подготовились. Усыпили лейтенанта, выкрали пистолет, использовали его по своему назначению. Даже почистили потом…

– Да, это я чистил пистолет, – скривившись от презрения к самому себе, сказал Шарков. – Только стрелял не я.

– А кто? Кривец?

– Да, Рома стрелял…

– В кого?

– В Зойку… Я ему кричал, что не надо, а он под газом был, голова дурная… В общем, идиот!

– А что, вы не собирались ее убивать?

– Нет.

– А знали, что мы ее ищем?

– Нет.

– А может, знали? Может, кто-то позвонил, сказал, что мы по следу идем?

– Да нет, никто не звонил.

– Тогда почему Зойку в Камыш повезли?

– Так собирались туда ехать…

– Чтобы Зойку по пути убить?

– Да нет, это она думала, что мы ее убить собираемся. Потому и побежала. А Рома за пушку схватился. Говорю же, голова дурная…

– Но в Рычагова он на холодную голову стрелял?

Шарков исподлобья глянул на Ревякина. И промолчал.

– Кто в Рычагова стрелял?

– Не мы…

– А кто?

– Не знаю…

– Да, но пистолет чистил ты.

– Да, мы приняли пистолет, почистили…

– От кого приняли?

– Не знаю… Я их не знаю…

– Кривец знает?

– Он тоже не знает…

– Хорошо, мы у него спросим. Только учти, ты после него в очередь станешь. Если он покажет, что это ты в Рычагова стрелял, ты уже оправдаться не сможешь. А если первый на него покажешь, то ему не отмыться…

– Так он в него и стрелял!

– Точно?

– Точно!.. И вообще, это все он.

– Что он?

– Он меня с толку сбил…

– У Кривца отметка о судимости, у тебя нет. Получается, он сидел, а ты нет.

– Да, он сидел.

– Где?

– Под Пермью где-то.

– И Шуринов там же сидел, – кивнул Ревякин.

– Какой Шуринов? – встрепенулся Шарков.

– Только не делай вид, что ты его не знаешь…

– Не знаю! – отчаянно мотнул головой парень.

– А может, знаешь?

– Нет!

– Ты что, боишься его?

– Шуринова? Как я могу его бояться, если не знаю такого…

– А мне кажется, что знаешь, – усмехнулся Ревякин.

И Богдану тоже так казалось.

– Не знаю.

Но, похоже, Шарков действительно боялся Шурина, поэтому не готов был его сдать.

– Кто же тогда заказал Рычагова?

– Никто!

– Зачем же вы его тогда убили?

– Мы с ним случайно встретились. Он Роме нос разбил, а тот поклялся ему отомстить…

– А чтобы на него не подумали, он решил подставить лейтенанта Городового, да?

– Да! – принял подсказку Шарков.

Не очень он большого ума, потому непросто давалось ему сочинение на заданную тему.

– Это Шурин подсказал вам, что у него конфликт с Рычаговым был?

– Да… То есть нет… Не знаю я никакого Шурина!..

– Ну да, ну да…

– Давай договоримся, начальник. Я тебе рассказываю, как было дело. Как мы твоего лейтенанта подставили, как Рычага убили, как Зойку завалили. Все расскажу. Только про Шурина я тебе ничего не скажу. Даже не спрашивай о нем, а то в несознанку уйду!

– Ну, хорошо…

Ревякин не стал пускать дело на самотек чистосердечного признания. Он взял показания с Шаркова под протокол, под роспись. На это ушло часа два, но Богдан готов был терпеть хоть двое суток, лишь бы получить это признание. Теперь, когда оно легло в папку, он мог не опасаться за себя.

Но Ревякину этого было мало.

– Вот видишь, лейтенант, дело мастера боится! – весело хлопнул он в ладоши после того, как Богдан отконвоировал задержанного в камеру. – Этого раскололи. И дружка его расколем. Он Шуринова нам на тарелочке с голубой каемочкой выложит…

– Хотелось бы.

– А если не выложит, то дело дрянь… Шуринов не дурак. Далеко не дурак. Он своим ребяткам поручать не стал. Там все друг друга знают, могут разболтать. И если вдруг засветится кто, вычислить не проблема. Он дружка своего по зоне нанял. Ну, я так думаю. Скорее всего, так оно и есть. В общем, со стороны людей привлек. Денег на них не пожалел, с машиной помог… возможно, в счет аванса. Надо сказать, Кривец и Шарков с работой справились. Если бы мы вовремя не хватились, хрен бы их нашли. Шарков пальчики оставил, но вряд ли они есть в картотеке. Он же не судим, приводов не имеет… Хотя приводы могли быть. А если нет?.. И Зойку они могли бы сработать чисто, без следов… Но им не повезло. Потому что повезти должно было нам. И нам, Богдан, очень крупно повезло… Теперь мы можем заявить, что Рычагова убили из твоего пистолета. Получишь строгий выговор, от этого тебя даже я не спасу. Но согласись, что это куда лучше, чем сесть за убийство…

– Не могу не согласиться, – уныло улыбнулся Богдан.

– Впрочем, заявлять не надо: в протоколе ясно указано, из какого оружия был убит Рычагов. Так что, старик, готовься к порке. Надеюсь, она не будет показательной…

– Ты веришь, что Шарков с Кривцом не собирались убивать Зойку?

– Не очень. Что им в Камыше делать? Если бы у нее там своя квартира была, можно было бы у нее переждать волну. Но ведь она с родителями жила…

– А уехали они почему? Может, все-таки кто-то предупредил их, что мы Зойку ищем.

– Может, предупредили. А может, и нет… С Кривцом надо говорить.

Ревякину явно не хотелось заниматься допросом: поздно уже, домой пора. Но железо нужно ковать, пока оно горячо. Поэтому он доставил Кривца на место, но допрос поручил Богдану.