– Тебя ждем, Василий Петрович, – хохотнул священник, сел и почесал волосатое бедро. – Третьим будешь?

Подполковник диким глазом посмотрел на смущенно сложившего руки в области паха Исмаила и сглотнул.

– Я чего-то не понял…

– А че тут понимать? – хмыкнул Исмаил и подошел к командиру полка почти вплотную. – Объявление в газету давал?

– Какое объявление? – еще раз шумно сглотнул Брыкалов.

– Как это какое? – хором возмутились друзья. Они переглянулись, и дальше отец Василий завершил сам: – Ищу двух симпатичных мужчин для длительных, гармоничных отношений.

– Вы что-то перепутали, – прокашлялся Брыкалов и вдруг начал узнавать: – Постойте! Отец Василий?!

Брыкалов побледнел и кинулся к выходу из спальни, но мулла мягко перехватил его за кисть, вывернул и в долю секунды, как и мечтал ранее, уложил мордой в пол.

– Я ничего не знаю! – заверещал Брыкалов. – Отпусти-и-и!

В батарею снова постучали.

Исмаил схватил с кровати розовый пенюар и деловито заткнул подполковнику рот.

– Так-то лучше будет, – деловито проронил он. – Слышь, Мишаня, я там под кроватью веревку кинул, подай-ка ее сюда.

* * *

Сначала Брыкалов отвечал на все вопросы, которые задавал ему отец Василий.

– На губернатора действительно покушались? – спрашивал священник, и подполковник утвердительно кивал головой.

– Ты лично это видел? – спрашивал отец Василий, и подполковник махал головой – в смысле нет.

– Это ты организовал на меня облаву? – продолжал допрос беглый священник.

Но узнал таким вот образом отец Василий не много. Да, покушение имело место; да, на месте преступления свидетели видели именно его, отца Василия; да, войсковую часть попросили помочь в розыске подозреваемого.

Но были и вопросы, ответ на которые оказался отрицательным. Нет, Брыкалову ничего не известно о роли Кузьменко в расстреле милиционера; нет, он сам, по своей инициативе, никакой охоты с вертолета на священника не устраивал; нет, камыш подожгли только для губернаторской охоты. И все.

А «все» было потому, что следующие вопросы детально касались лично Кузьменко, и вот здесь Брыкалов стоял насмерть, делал совершенно отмороженные глаза.

– Слушай, командир, а у нас ведь твоя баба! – не выдержал Исмаил и, вытащив из шкафа связанную по рукам и ногам голую аппетитную Леночку, бросил ее на кровать. – Ты уж лучше колись!

Брыкалов плакал, но молчал.

Леночка с ненавистью смотрела на своего мужика и с ужасом на этих двоих и тоже плакала.

Они перепробовали все: угрозы, подкуп, обещание все забыть, но подполковник вел себя как белорусский партизан. И в конце концов они осознали, что он ничего не скажет, по крайней мере здесь и сейчас.

– Уходить надо, – напомнил священнику мулла. – Сегодня хоть и суббота, и ночь, а все равно «полкан» выпадать из жизни подразделения не может.

Отец Василий понимающе кивал головой. Действительно, к Брыкалову могли заявиться в любое время суток – служба есть служба.

– И что?

– С собой заберем, – принял решение отец Василий. Он знал, что на некоторые вещи нужно время, а чтобы командир полка вышел из своей тотальной психологической зависимости от Кузьменко, может понадобиться достаточно много времени.

– А что с бабой делать будем?

– Здесь оставим. Если кричать не будет. Ну, что, Леночка, – повернулся он к кровати. – Не будешь кричать?

Леночка отчаянно замотала головой.

– Вот и молодец, – похвалил ее священник и выдернул кляп из прекрасного Леночкиного рта. – Ты уж извини меня, пожалуйста.

Женщина молчала.

Отец Василий ослабил, а затем и развязал профессионально исполненные Исмаилом узлы на ее запястьях и щиколотках и помог подняться. Леночку мотало из стороны в сторону, как после трехсуточного шторма в открытом океане.

– Коз-зел! – с чувством выдавила она сквозь онемевшие челюсти.

Священник внимательно посмотрел на женщину и понял, что она обращается к Брыкалову. Это была уже чисто семейная сцена.

– Я пойду жратвы наберу, – поднялся с корточек Исмаил. – А ты за этими пригляди.

Священник кивнул.

– Козел паршивый! – снова с большим, очень большим чувством повторила женщина, встала, шатаясь, подошла к своему теперь уже бывшему любовнику и, тряхнув роскошным бюстом, пнула его розовой ступней в пах. – Сдал меня, как последнюю шлюху!

Она явно не простила ему тот момент, когда Брыкалов не прореагировал даже на угрозы Исмаила «заняться» его женщиной.

– На этого козла Кузьменко меня променял! – еще раз пнула подполковника Леночка. – Шкура продажная!

Священник поднялся и галантно поднес Леночке халатик.

– Что за человек этот Кузьменко? – спросил он.

– Спасибо, – сквозь зубы поблагодарила женщина, запахивая халатик на себе. – Да такой же козел, как и все! Бабки они вместе делают.

Это было интересно.

– А на чем? – как бы удивился священник. Чего-то подобного он, если честно, и ожидал.

– Не знаю, – покачала головой дама. – Только знаю, что вокруг них вечно всякие бандиты ошиваются. Этот вот козел, а Кузьменко и того хуже, мать родную за баксы продаст!

– Может быть, они оружием торгуют? – спросил первое, что пришло ему на ум, священник.

– Ой, не знаю я! – досадливо отмахнулась женщина. – Пусть хоть задницей своей торгуют! Меня это теперь не касается!

– Готово! – В спальню вошел Исмаил с тяжелым, битком набитым рюкзаком в правой руке. – Пошли?

Отец Василий кивнул, подхватил Брыкалова поперек туловища, перебросил немаленькое тело через плечо и повернулся к Леночке.

– До свидания, Елена. Простите нас за все, что мы вам причинили.

– А-а! – махнула рукой женщина, села на кровать и заплакала, вытирая слезы, сбегающие из прекрасных глаз на такие же прекрасные ланиты.

* * *

Из городка они вышли на удивление гладко – без сучка без задоринки. Подполковник оказался довольно тяжелым, или это просто священник устал – сказать было сложно. Но поскольку в Исмаиловом рюкзаке жрачки было полно, шагалось довольно легко, если не сказать весело. Это был уже совсем другой расклад. И только один раз священник усомнился, задумался и даже вздрогнул от возможного развития событий. Ведь могло оказаться и так, что ни Брыкалов, ни Кузьменко ни в чем не повинны, и тогда военная бронетехника угнана понапрасну, а подполковник, так уж получается, как бы заложник.

Но священник тут же отогнал эту неуместную мысль, он слишком хорошо помнил кузьменковские глаза – что возле банка, что на охоте, – да и ранки от дробового ранения не давали забыть, кто есть кто.