Отметим, указанный аспект истории не вступает в противоречие с языческой интерпретацией, предложенной мисс Уэстон. Она указывает, что пентаграмма — одна из четырех мастей Таро, то есть, как и сегодня, относится к инструментам черной магии.

Гадания и черная магия принимали различные формы, на которых здесь не стоит задерживаться, следует только заметить, что они использовали в своих ритуалах магические свойства чисел, а одна из форм, гадание, полностью основывалась на таинствах десятичной системы.

Очевидно, числовая наука в Средние века последовательно проникала в мир науки и религии. Для необразованных и относительно неученых числовые мистерии и общепринятые числовые объединения, должно быть, принимались обыденно, или к ним относились с подозрением, как обычно бывает с простым человеком по отношению к образованным.

Когда Джон Скелтон писал, что «Господь — это то, что один, два и три», он вовсе не утверждал доктрину, а просто повторял общее положение. Когда в той же поэме «Дреды» описывал «утонченных личностей на нашем корабле», самым примечательным оказывалось то, что они нумеровались как «четыре и три», а не как Данбар мог бы добавить к готической литературе времени «Танца семи смертных грехов».

Вследствие подобного наследия мы инстинктивно продолжаем говорить о четырех ветрах и пяти чувствах, как если бы порядковые числа оказались неотделимыми от существительных.

В Средние века перечень подобных числовых образований был бесконечен. От Гиппократа до Шекспира читатель никогда не беспокоился о семи веках.

В интерлюдии «Человечество» находим эвфемизм «в наши дни»: «Помни мою разбитую голову во время поклонения пяти звукам» (ранам). Он стоит рядом с нечисловым эвфемизмом: «туловищем Петуха» как клятва «крестом Христа», как обозначение «Святой Троицы».

От обычного человека не ожидалось ничего иного, кроме подобных наивных повторений и использования «магических» чисел в заговорах. Метафизическая глубина разнообразила их, как всегда, вместе с индивидуальным подходом, и даже в совершенном сознании Данте числовая философия рассматривалась как нечто простое.

Следовательно, даже авторы, использовавшие символические числа, оказались неизбежно связанными непогрешимостью Божественного промысла, или «наукой», или философской медитацией.

Описание Божественного города в «Жемчужине» насыщено числовой символикой. Сказанное вовсе не означает, что автор или читатель обязательно осознавали их значение, поскольку, по общему признанию, их большая часть просто цитаты из Апокалипсиса, сохранявшие свою сакральность.

Менее откровенным, но в равной степени очевидным по своему духовному обязательству является известное письмо пресвитера Иоанна одному христианскому правителю.

Его описание индийского царства, состоящее из 72 племенных провинций со своими правителями, включает такие чудеса, как сорокаметровые великаны, 12 воинов, поедающих людей, разновидность источника молодости в трех днях пути от Рая, зеркало, охраняемое 3000 воинов, семь подчиненных ему правителей.

Логично предположить, что предрассудки и суеверия, которые всегда сопровождали числа, были необычайно сильными в то время, когда в изобилии бытовали заговоры, любовные зелья, яды, привороты и заклинания. Многие из них включали молитвы или проповеди священника и использовались наравне со священными реликвиями.

Хотя численная символика разбросана по страницам практически всех средневековых сочинений, необходимо определить, особенно в светской и ненаучной литературе, различие между ее использованием в философских и научных сочинениях и в повседневной жизни.

Касаясь последнего, не следует искать более изысканного объяснения, чем предрасположенность людей повторять общеизвестные вещи. Современное человечество продолжает четко обозначать привычку моделировать сумму как 3, 5, 7, 10 или легко выставляет множитель 5 и 10, но вовсе, например, не 4 или 6. В век, когда числа владели умами, этот обычай проник во все области средневекового европейского христианства и науки. Эпос, хроники, героические поэмы, романсы окрашены числами, вытекающими из указанных источников.

Как всегда, числа, кратные 5 и 10, стали основными. Использование 15, 40 и 120 более привычно тогда, чем даже сегодня, благодаря достоинствам и возможному литургическому и научному использованию. Таковы 15 псалмов как половина 30. Продолжающийся 40 дней Великий пост является третью зодиакального круга (120 = 3 х 40).

Соперничая в популярности с десятичным ограничением, проявились астрологические числа, всегда включавшие кратные числа, использовавшиеся приблизительно тем же самым образом, когда Роланд хвастался, что нанесет 700, а может быть, и 1000 ударов.

Выражение «двенадцать месяцев» было, по крайней мере, столь же распространено, как и «год». Вытекающее из привычного обращения иного, чем десятичное, ограничение привело к случайному появлению таких необычных круглых чисел, как 24 (также астрологических) и 48.

Распространение азартных игр с подсчетом «очков» сделало 60 и 120 такими же распознаваемыми круглыми числами, как 50 и 100. Повсеместная триада, теперь не только «статистическая», но и весомая в теологической коннотации, легко превратилась в излюбленное число Средних веков.

Без того, чрезмерно подчеркивая очевидность, стоит вспомнить три шкатулки в «Венецианском купце» и три фразы брата Бэкона, повторяющего три измерения времени. В «Песне о Роланде» Оливер трижды умоляет Роланда протрубить в рог. Когда наконец ему это удается, Роланд трубит именно три раза. В третий раз император поворачивает.

Из-за постоянного появления символических чисел, как просто удобных границ, мы почти всецело начинаем зависеть от контекста, стремясь найти символический ключ. Сказанное прежде всего верно по отношению к тому случаю, который я назвал имитационным символизмом: использование знакомых целых чисел не только в качестве особенных символов, но «атмосферы» с целью обеспечить мистическую тональность благодаря их общей коннотации.

В «Хронике Сида» всегда участвуют в советах или приносят клятвы 12, 24 или 40 персонажей. При этом условии совет приобретает явно большую силу, клятва становится более обязывающей, когда санкционируется памятью 12 апостолов, 24 старейшин или сорокадневным периодом поста.

Также и рождение Тристрама на третий день путешествия позволяет предвосхитить без всякой символики печальную смерть нашего Господа. С другой стороны, факт, что Тристрам узнал о семи искусствах, затем о семи видах музыки и вскоре после этого купил семь птиц, должен быть определен рассказчиком, равно как и слушателем, восхищенным количеством морей, планет, дней недели, мудрыми людьми и т. д. Ту же формулу можно назвать поэтической манерой времени и рассмотреть как семь спящих Эфеса, семь мудрых мастеров, семь лет Тангейзера в Венисберге, семь лет мучений святого Георгия.