Свою жизнь генерал прожил, отчасти отгородившись от прочего мира. Он был, если позволите процитировать Уайльда (ведь это делают все), человеком миролюбивым, за исключением домашней жизни. Ему еще не доводилось общаться с учеными, и он пережил немалое потрясение. Поэтому, возможно, нечестно будет винить его в том, что случилось дальше.

Прошло немало времени, прежде чем генерал осознал цель и суть проекта «Клаузевиц», и, когда это произошло, он очень встревожился. Не исключено, что именно это обстоятельство усилило его враждебность к ученым, потому что, несмотря на все сказанное выше, генерал был далеко не дурак. Ему хватило ума понять, что если проект завершится успешно, то появится столько отставных генералов, что их не смогут без ущерба для себя поглотить даже объединенные советы директоров всей американской промышленности.

Но оставим пока в покое генерала и взглянем на ученых. Их было около пятидесяти плюс сотни две техников. Всех их тщательно отобрало ФБР, поэтому активных членов коммунистической партии среди них вряд ли нашлось бы более полудюжины. Потом много говорили о саботаже, но хотя бы на сей раз «товарищи» оказались совершенно ни при чем. Кроме того, все случившееся никак нельзя было назвать саботажем в общепринятом смысле этого слова…

Реальным творцом компьютера стал тихий и скромный гений-математик, которого так быстро выудили из колледжа и переместили в горы Кентукки в мир Допусков и Секретности, что он даже не успел сообразить, что с ним произошло. Его, конечно, не звали доктор Застенчивый, но эта фамилия принадлежит ему по праву, поэтому я стану называть его именно так.

В завершение списка действующих лиц я должен сказать пару слов и о Карле. На этой стадии проекта Карл был завершен лишь наполовину. Подобно всем большим компьютерам, он состоял по большей части из огромных шкафов с ячейками памяти, где записывалась и хранилась до востребования информация. Творческая же часть Карла — анализаторы и интеграторы — вызывала эту информацию и обрабатывала ее, выдавая ответы на заданные вопросы. При наличии всех исходных предпосылок Карл мог выдавать правильные ответы. Проблема, разумеется, заключалась в том, чтобы снабдить Карла всеми фактами — нельзя ведь ожидать от него правильного ответа, если он станет опираться на неточную или неполную информацию.

Доктор Застенчивый отвечал за создание мозга Карла. Да, я прекрасно понимаю, что этот термин звучит грубо и антропоморфно, но никто не сможет отрицать, что большие компьютеры обладают качествами личности. Трудно выразить это точнее, не вдаваясь в технические подробности, поэтому просто скажу, что коротышке Застенчивому предстояло создать чрезвычайно сложные схемы, чтобы Карл смог мыслить именно так, как ему следовало.

Итак, вот три главных героя: генерал Смит, вздыхающий по эпохе генерала Кастера; доктор Застенчивый, полностью погруженный в захватывающие научные тонкости своей работы, и Карл — пятьдесят тонн электроники, пока еще не оживленный потоками электронов, которые скоро потекут по его металлическим жилам.

Скоро — но недостаточно скоро для генерала Смита. Давайте не будем слишком уж придираться к генералу — наверняка на него начали давить, когда проект стал выбиваться из графика. И он вызвал доктора Застенчивого к себе в кабинет.

Разговор длился более тридцати минут, причем доктор произнес менее тридцати слов. Большую часть времени генерал выдавал сентенции о производительности труда, крайних сроках и узких местах. Похоже, у него создалось впечатление, будто создание Карла мало чем отличается от сборки последней модели «форда»: это лишь вопрос установки деталей на нужные места. Доктор Застенчивый не принадлежал к числу тех, кто указывает собеседнику на его ошибки (даже если бы генерал предоставил ему такую возможность). И он ушел, страдая от острого чувства несправедливости.

Неделю спустя стало ясно, что завершение Карла еще больше отстает от графика. Застенчивый делал все, что было в его силах, а лучше его с этой работой справиться не мог никто. Ему приходилось сталкиваться с проблемами, недоступными для понимания генерала, и решать их. Проблемы решались, но на это уходило время, а его-то как раз и не хватало.

При первом разговоре генерал изо всех сил старался вести себя мягко, и поэтому ему удалось остаться просто грубым. При втором же он постарался быть грубым, так что результат можете представить сами. Он практически обвинил доктора и его коллег в том, что, отставая от графика, они признают себя виновными в антиамериканской деятельности.

С этого момента события стали развиваться в двух направлениях. Отношения между армией и учеными неуклонно ухудшались, а доктор Застенчивый впервые серьезно задумался о более широких последствиях своей работы. Прежде он был слишком занят, слишком поглощен немедленными проблемами своего задания, чтобы задуматься о своей социальной ответственности. Он и теперь был очень занят, но занятость не помешала ему сделать паузу и поразмыслить. «Вот я, один из лучших чистых математиков в мире, — сказал он себе, — и чем же я занимаюсь? Почему я забросил свою статью об уравнениях Диафанта? Когда я снова смогу насладиться теоремой простых чисел? Короче говоря, когда я снова займусь настоящей работой?»

Он мог уволиться, но это даже не пришло ему в голову. Во всяком случае, под его мягкой и уступчивой внешностью скрывалась упрямая сердцевина. Доктор Застенчивый продолжил работу, и даже еще энергичнее. Создание Карла продвигалось медленно, но неуклонно. Настал день, когда к последней из множества ячеек его мозга был припаян последний контакт, а техники проверили и протестировали последнюю из тысяч его плат.

А еще одну плату, неотличимую от других и подключенную к ничем не отличающемуся от прочих набору ячеек памяти, доктор проверил сам, потому что о ее существовании больше не знал никто.

Итак, наступил великий день. В Кентукки хитроумными маршрутами прибыли очень важные персоны. Из Пентагона прилетело целое созвездие многозвездных генералов. Пригласили даже флотских.

Генерал Смит гордо водил гостей из пещеры в пещеру, от банков памяти к сетям селекторов, от матричных анализаторов к панелям ввода данных — и наконец к рядам электрических пишущих машинок, с помощью которых Карлу предстояло выводить результаты своих размышлений. Генерал неплохо ориентировался среди всей аппаратуры: по крайней мере, почти не ошибался с названиями. А на некоторых невежд даже ухитрился произвести впечатление чуть ли не создателя Карла.

— Итак, — радостно предложил генерал, — зададим-ка ему работу. Пусть посчитает. Желающие есть?

При слове «посчитает» математики поморщились, но генерал так и не заподозрил, что произнес нечто неприличное. Шишки в погонах задумались, потом кто-то робко спросил:

— А сколько будет, если девять умножить на себя двенадцать раз подряд?

Один из техников, фыркнув, нажал несколько клавиш. Пулеметом затрещала машинка, и присутствующие не успели дважды моргнуть, как получили ответ — все двадцать цифр.

(Если кому интересно, то он выглядит так:

12 157 665 459 056 928 801.