можно не бояться? — она посмотрела на закрытую дверь ванной, прежде чем продолжить шепотом. — Но дело не в этом. Лили влюблена в тебя и не хочет, чтобы ты видел ее такой.

Я весело посмотрел на Ромеро.

— Ты все еще это делаешь. Захватываешь сердца четырнадцатилетних девушек налево и направо.

Ромеро покачал головой, явно чувствуя себя неловко из-за всего этого.

Я повернулся к жене, которая все еще улыбалась, выглядя расслабленной и почти счастливой. Я знал, что мои слова изменят это.

— Но нам необходимо вернуться. Женщины будут смертельно обижены, если ты не уделишь им все свое внимание.

— Я позабочусь о Лили, — сказала Джианна.

Оглянувшись через плечо, я увидел сестру и брата Арии, направляющихся в нашу сторону. Рыжая демонстративно проигнорировала меня, но мелкий одарил меня своим лучшим смертельным взглядом.

Я повел Арию обратно в столовую. Мужчины уже собрались вокруг простыней, а женщины столпились вокруг стола. Я неохотно отпустил Арию, чтобы она могла вернуться к гарпиям.

Мужчины засмеялись над чем-то, что сказал Дюрант. Возможно, это и к лучшему, что я его не слышал.

— А вот и счастливый жених. — нараспев произнес отец, протягивая мне стакан виски. Я неохотно взял его.

Судя по тому, как он и его братья улыбались, они, вероятно, наслаждались уже не одним. Только Скудери, Данте и Фиоре выглядели трезвыми, что не было неожиданностью, учитывая, что они находились на нашей территории.

Жучиные глаза Готтардо смотрели с вызовом, когда я остановился рядом с ним.

— Итак, Лука, может быть, ты хотя бы расскажешь нам, сколько раундов у вас было прошлой ночью? Не поделишься ли ты хотя бы этой информацией с нами?

Дюрант улыбнулся так, что мне захотелось разрезать лезвиями от одного гребаного уголка его рта до другого, чтобы увидеть, насколько шире может стать его чертова ухмылка.

— Я никогда не делюсь, ни малейшей ебаной частичкой своей жены, — прорычал я.

Мой отец и его братья были отвратительными кусками дерьма. Та же самая садистская полоса запятнала их кровь. Иногда я беспокоился, что оно бежало в моих венах и только ждал, чтобы показать свой полный потенциал. Я был жесток и безжалостен, но не так, как мой отец. Пока нет.

Отец покачал головой и громко рассмеялся, но смех не коснулся его глаз. Он был бдителен и подозрителен, и на мгновение я испугался, что он видел сквозь шараду, в которую я играл.

Но мой отец всегда был подозрителен, потому что у него были на то причины. Он никому не доверял, и это было справедливо. Все его ненавидели и боялись. Это не было основанием для доверия. Не то чтобы у меня было много людей, которым я доверял, определенно не без оговорок.

Маттео в какой-то степени доверял мне и Ромеро, но все остальные могли быть врагами, замаскированными под союзников.

— Ох-хо, довольно собственнически по отношению к твоей великолепной молодой невесте. — хихикнул Дюрант. — Учитывая ее красоту и твою жилку собственника, я удивлен, что ты согласился подождать три года, прежде чем жениться на ней.

Его чертовы жучиные глаза впились в Арию, когда она говорила с другими женщинами, и что-то в них заставило меня захотеть вонзить свой клинок в его глазное яблоко, прежде чем засунуть эту чертову штуку ему в глотку, чтобы он смог подавиться.

— Меня привлекают мои ровесницы. — процедил я сквозь зубы.

Я чувствовал, как поднимается мое кровяное давление, как ярость сжигает мое самообладание.

Я сделал глоток виски, хотя было еще слишком рано для крепких напитков, и посмотрел на жену. Она улыбалась, но на ее лице светилось явное смущение, а щеки порозовели.

Я слишком хорошо представлял себе, о чем говорят девушки.

Ее глаза метнулись ко мне, будто она заметила мое внимание, и на короткое мгновение легкая заговорщическая улыбка тронула ее губы, мгновение без ее обычной настороженности и покорного страха, проблеск ее истинной личности, когда она была рядом с людьми, которым она доверяла. Это была та ее сторона, которую я хотел видеть больше.

— Я все еще помню свою первую ночь с Криминеллой, — сказал Дюрант с кривой усмешкой.

После этого все они пустились в рассказы о своих собственных брачных ночах.

Мое настроение было на грани убийственного, когда испытание наконец закончилось и большинство гостей ушли.

Я коснулся спины Арии, когда выводил ее из столовой и повел в нашу спальню, чтобы собрать вещи. Она была тиха и напряжена рядом со мной, и я не был уверен, было ли это из-за презентации простыней или из-за чего-то еще.

Мы уже почти добрались до спальни, когда появился мой брат. Я хмуро посмотрел на него. Я мог бы воспользоваться его помощью на презентации, хотя, зная его характер, особенно когда у него болела голова с прошлой ночи, было к лучшему, что он ушел.

— Вам, голубкам, придется отложить спаривание. Мне нужно поговорить с тобой, Лука. — протянул он, неожиданно повеселев. Не очень хороший знак.

Ария посмотрела на меня с явной неуверенностью, снова спрашивая меня молча, что делать.

— Иди вперед. Проверь, упаковала ли горничные все твои вещи. Я скоро вернусь.

Ей не нужно было повторять дважды, и она бросилась в нашу спальню. Ей было неуютно рядом с моим братом или со мной, если уж на то пошло, и я не был полностью уверен, что мы были мужчинами.

Маттео ухмыльнулся, как волк.

— Кровь на простынях была фальшивой, не так ли? Мой большой плохой брат пощадил свою маленькую девственную невесту.

Я посмотрел ему в лицо, прищурившись.

— Говори тише. — мы были одни в коридоре, но это может измениться в любой момент, и тогда мне придется многое объяснить.

Маттео склонил голову набок.

— Что произошло? Ты слишком много выпил и у тебя не встал?

— Отвали. Будто алкоголь когда-нибудь останавливал меня. — пробормотал я. Когда мы с Маттео веселились всю ночь напролет, мы всегда заканчивали вечер, трахая девушку.

— Что потом? — спросил он с искренним любопытством, будто было непонятно, что я могу сдержаться.

Воспоминание о пустом страхе Арии передо мной и ее безнадежных слезах вспыхнуло перед моими глазами.

— Она начала плакать. — признался я, на секунду опустив глаза не место пореза.

Маттео, конечно же, понял и отодвинул кобуру в сторону, открывая мою рану. Я выдернул руку из его хватки и передвинул кожаный держатель.

— Ты порезался, — сказал он, изучая мое лицо.

Маттео был человеком, который знал меня лучше всех, и все же он был удивлен. Его рот дернулся, затем он покачал головой и снова усмехнулся.

— Я так и знал. Вчера