Adieu,милый Артур, нужно торопиться, и рука уже устала писать. Подумай обо всем, что я написала тебе. Жду твоего скорого ответа,

Твоя мать И. Шопенгауэр».

Уже в старости Артур напишет: «Когда я дочитал это письмо, слезы хлынули у меня из глаз». В ответном письме он откажется от ученичества, и Иоганна напишет ему: «То, что ты, против обыкновения, принял решение так быстро, в любом другом расстроило бы меня — я не люблю опрометчивости. Но, зная тебя, я спокойна, я вижу, что это проявление твоих давних и сокровенных желании».

Иоганна не станет терять времени: она уведомит патрона и хозяина Артура, что ее сын покидает Гамбург, организует его переезд и отправит его в гимназию в Готе, в пятидесяти километрах от Веймара.

Цепи, сковывавшие Артура, были разбиты.

И замечательно, даже изумительно, как человек, рядом со своей жизнью in concrete , всегда ведет еще другую жизнь — in abstracto … здесь, в царстве спокойного размышления, кажется ему холодным, бесцветным и чуждым для текущего мгновения то, что там совершенно владеет им и сильно волнует его: здесь он — только зритель и наблюдатель.

Пока поезд Бомбей-Игатпури притормаживал у какой-то станции, Пэм расслышала бренчание ритуальных цимбал и выглянула из пыльного вагонного окна. Черноглазый парнишка лет одиннадцати, пробегая мимо, показал на ее окно, встряхнув тряпкой и желтым пластмассовым ведром. Уже две недели в Индии Пэм только и делала, что качала головой: нет, нет, нет. Нет добровольным провожатым, чистильщикам обуви, свежевыжатому мандариновому соку, ткани на сари, теннисным туфлям «Найки» и менялам. Нет нищим и бесконечным мужским приставаниям — то открытым, то исподтишка, с подмигиванием, подниманием бровей, облизыванием губ и щелканьем языка. Стоп, вдруг сказала она себе, а вот это мне нужно. Она энергично закивала — да, да, да — юному мойщику окон, который тут же расплылся в широкой белозубой улыбке. Поощряемый присутствием и одобрением Пэм, он вымыл окно, театрально размахивая тряпкой.

Пэм щедро расплатилась с ним и, заметив, что он расположился на нее поглазеть, отослала его прочь. Потом откинулась на спинку сиденья и принялась разглядывать процессию из местных жителей, которые, возглавляемые священником в развевающихся красных шароварах и желтой шали, вереницей шагали по пыльной улице. Конечной целью их путешествия была городская площадь с большой статуей Ганеши из папье-маше посередине — низенькое пухлое тельце с головой слона, сидящее в позе Будды. Все без исключения — священник, мужчины в белоснежных и женщины в шафранных и красных одеждах — несли небольшие статуэтки Ганеши. Девушки разбрасывали цветы, а юноши, шагая парами, несли шесты с зажженными курильницами, от которых тянулись облачка благовоний. Под грохот кимвалов и бой барабанов процессия монотонно распевала: «Ганапати баппа морья, пурчья варши лаукарья».

— Извините, пожалуйста, вы не могли бы сказать, что такое они поют? — Пэм повернулась к смуглому мужчине, своему единственному спутнику в купе, который сидел напротив нее и пил чай. Мужчина, обходительный, приятный человек, в белых хлопчатобумажных брюках и такой же рубашке навыпуск, тут же поперхнулся и закашлялся. Вопрос Пэм несказанно его обрадовал: он уже несколько раз безуспешно пытался завязать беседу с этой миловидной женщиной.

Наконец, откашлявшись, он несколько придушенно ответил:

— Извините, мадам, физиология не всегда нам подвластна. Эти люди, как и по всей Индии сегодня, поют: «Любимый Ганапати, бог Морья, приди вновь пораньше на следующий год».

— Ганапати?

— Да, вам, наверное, не знакомо это имя — скорее всего вы знаете его как Ганешу. У него много имен: Вигнешвара, Винаяка, Гаджанана.

— А что это за шествие?

— Начало праздника Ганеши. Он длится десять дней, и если вам повезет и вы окажетесь в Бомбее в конце праздника на следующей неделе, увидите, как весь город отправится к океану и будет купать своих ганешей в волнах.

— А что вон там? Луна? Или солнце? — Пэм указала на четырех детей, которые несли большой желтый шар из папье-маше.

Виджай довольно заурчал про себя: он был чрезвычайно рад этим расспросам и мечтал только о том, чтобы поезд подольше постоял на станции и беседа продолжалась без конца. Таких соблазнительных женщин он часто видел в американском кино, но ему еще ни разу не доводилось с ними беседовать. Стройность и бледная красота этой женщины волновали его воображение. Она будто сошла с барельефов Камасутры. Интересно, чем закончится это случайное знакомство, гадал он. Может быть, этой встрече суждено изменить его жизнь? Он был совершенно свободен, его швейная фабрика приносила ему, по индийским меркам, неплохой доход, его совсем юная невеста умерла от туберкулеза два года назад, и, пока родители не подыщут ему новую партию, он был волен поступать, как знает.

— А. Это луна. Дети несут ее в память об одной древней легенде. Прежде всего, вы должны знать, что Ганеша славится изрядным аппетитом — видите, какой у него большой живот? Однажды его пригласили на пир, и он объелся сладкими печеньями ладду. Вы когда-нибудь ели ладду?

Пэм покачала головой, опасаясь, что сейчас он извлечет их из чемодана: ее подруга подхватила гепатит в индийской чайной, и Пэм, следуя совету своего врача, старательно воздерживалась от всякой пищи, кроме ресторанной еды в своем четырехзвездочном отеле. Выходя в город, она ела только то, что могла очистить своими руками, — в основном мандарины, крутые яйца и арахис.

— Моя мать готовит великолепные ладду с кокосом и миндалем, — продолжал Виджай. — Это такие жареные шарики из теста со сладким кардамоновым сиропом — звучит обычно, но, поверьте мне на слово, это нечто совершенно потрясающее. Но вернемся к Ганеше. Он так объелся, что не мог стоять на ногах и упал, его живот лопнул, и все ладду выкатились наружу. Дело было ночью, и единственным свидетелем была луна, которую очень насмешило это происшествие. Ганеша рассердился и проклял луну, изгнав ее с небес. Но все вокруг очень горевали из-за того, что луны не было на месте, и однажды боги собрались вместе и упросили Шиву, отца Ганеши, убедить сына сжалиться над ней. Луна устыдилась и попросила прощения за проступок. В конце концов Ганеша смягчился и приказал, чтобы луна исчезала с небес только один раз в месяц, показывалась краешком все остальное время и лишь в одну ночь являлась во всем своем великолепии. — Наступило короткое молчание, после которого Виджай добавил: — Теперь вы знаете, почему луна участвует в празднике Ганеши.

— Спасибо за объяснение.

— Меня зовут Виджай, Виджай Панде.

— А меня Пэм, Пэм Суонвил. Какая удивительная история, и какой забавный сказочный божок — голова слона и тело Будды. И все же местные жители, похоже, так серьезно относятся к этим сказкам… как будто они действительно…

— Ганешу очень интересно рассматривать, — мягко прервал ее Виджай, достав с груди амулет с барельефом Ганеши. — Каждая деталь имеет особый смысл и говорит о каком-нибудь правиле. Вот, взгляните на его большую голову — она говорит о том, что мы должны много думать. А большие уши? Больше слушать. Маленькие глазки напоминают о том, что нужно уметь сосредоточиваться, а маленький рот — поменьше болтать. Я не забываю наставления Ганеши — даже сейчас, когда я говорю с вами, я помню его совет и стараюсь не говорить слишком много. Вы должны помочь мне и остановить меня, если я слишком заболтаюсь.