— Отлично. А если обуви не будет? Ее же могли убрать, когда вечером пол мыли.

— Надо будет спросить у тетеньки, которая за порядком в раздевалке следит. Может, она куда-нибудь убрала?

— Ты сможешь завтра до уроков спросить?

— Смогу.

— А что если не получится ботинки найти? В чем ты тогда будешь ходить по школе?

— Тогда сандалии возьму.

Подумал, нашел решение, завтра будет его реализовывать. Досадно, конечно. На прошлой неделе потерял перчатки. Еще две недели назад пришел домой без свитера. Я начинаю понимать, почему некоторых первоклашек родители переодевают в школьном тамбуре: все под контролем, одежда не потеряется. Но цена такого спокойствия за сохранность вещей — детская несамостоятельность. Ребенок не несет ответственности за свои вещи.

* * *

— Я опять потерял…

— Что на этот раз?

— Пропуск в школу.

— И где же он может быть?

— Выпал, наверное. Я забыл боковой карман ранца застегнуть. Или на скамейке утром забыл, когда переодевался. Если в школе выпал, можно спросить на вахте. Вова тоже потерял, так его пропуск учительница на вахте у охранника взяла. Потерянные пропуски всегда охраннику несут. Я завтра спрошу про пропуск. Он же подписан. Сразу понятно, что мой.

Ну вот, ребенок уже начал сам думать над вопросами «Где же мог потерять?» и «Как можно вернуть?». Опыт предыдущих потерь не прошел бесследно.

— Хорошо, но как ты завтра попадешь в школу без электронного пропуска? Как пройдешь через турникет?

— А я попрошу кого-нибудь с пропуском, чтобы меня провели.

— Хорошо, а если вдруг пропуска на вахте не окажется, что будешь делать?

— Училке скажу. Спрошу, как делают новый пропуск.

— Ладно. Если моя помощь понадобится — говори.

Ценный опыт потерь учит мозг искать решения. Конечно, при условии, если родители предоставляют ребенку возможность самому искать решения. Не всякая потеря оборачивается ценным опытом. В ситуации, когда родители не дают проявить самостоятельность, не дают самому подумать, самому сделать, а сразу спасают, бросаясь на поиски, потеря остается просто потерей.

Но есть и другая крайность: «Сам потерял, сам и разбирайся! Ищи где хочешь!» — и при этом никаких наводящих вопросов, подсказок, сочувствия, готовности прийти на помощь при необходимости. Не надо так. Ребенок, который знает, что за его спиной есть родители, готовые помочь, чувствует себя более уверенно, чем ребенок, который думает, что никто не придет ему на помощь. «Никто не поможет» — это убеждение порождает сильную тревогу и ощущение безнадежности. В таком эмоциональном состоянии хочется сесть в уголок и плакать, переживая свое одиночество, а не активно искать решение проблемы, проявляя самостоятельность. В воспитании лучше обходиться без крайностей. И не надо ставить перед ребенком непосильные задачи. Задачи, которые действительно развивают, — это не супер-пупер сложные задачи, отмеченные тремя звездочками, а те, что лишь немного сложнее, чем решаемые вчера. Задачи из зоны ближайшего развития.

Мужчина, описывая «суровое трудовое детство», не догадался провести параллель между «лишениями» и своими успехами во взрослой жизни. «Я многого добился», потому что «много работал», но ведь это и есть прямое следствие работы в детстве. Освободив своих детей от труда (здесь надо добавить — вне школы, потому что учеба это тоже труд), не препятствует ли он тем самым их успехам во взрослой жизни? «Обобрать куст до последней ягодки» — это ли не упражнение на развитие важной для профессиональных успехов работы на результат? Конечно, никто не говорит, что нужно максимально загрузить ребенка работой. Но и в другую крайность — исключение посильного труда — уходить не стоит.

Есть мнение, что, приучая ребенка трудиться, развивая в нем самостоятельность, родители тем самым лишают его детства. Воображение сразу рисует картину: ребенок взвалил на себя весь быт, он и убирается, он и готовит, он и в магазин за продуктами ходит. Играть и гулять, бедному, некогда — сплошные обязанности.

Давайте оттолкнемся от самостоятельности. Самостоятельность — это не обязанность. Вернее, не всегда обязанность. Обязанность — это когда «должен сделать». А самостоятельность — это когда «способен сделать», «могу сделать». Могу сделать, даже если это не входит в мои обязанности.

Идеальный вариант, если у ребенка в семье будет не так много обязанностей, но зато много искреннего желания помогать и, помогая, учиться чему-то новому. Когда есть желание, гораздо легче осваивать новую деятельность. Если ребенок научился читать, это не значит, что теперь он всегда должен читать сам.

Ритуал чтения перед сном, когда читает мама, можно оставить в неизменном виде. А самостоятельно читать ребенок будет, когда захочет. Если ребенок научился варить кашу, это не значит, что теперь он будет варить ее каждое утро для всей семьи, хочется ему или нет. Пусть варит при желании или когда действительно возникает такая необходимость. В моей семье необходимость периодически наступает, я, например, могу попросить детей приготовить ужин. Когда болею и лежу в постели с высокой температурой. Или когда много работы, когда, скажем, нужно вовремя сдать материалы в издательство.