Толпа взревела. Наклонившись слегка вперед, он пошел к выходу, по-нелепому убыстряя свой шаг. Пройдя шагов пять – не больше, не выдержал и побежал. Оркестрик наяривал уже во всю свою скромную мощь. Через шаг лавка уже с грохотом упала, а пивовар, выскочив на край площади, не затормаживаясь, прыгнул в воду.

Там было неглубоко – ему доходило до середины груди. По инерции пройдя еще немного, но уже медленно, он остановился и, не поворачиваясь, постоял в задумчивости. Потом не торопясь повернулся. По его широкому, блестевшему от пота и сала лицу растянулась улыбка удовольствия.

Зрители захлопали, засвистели, закричали. Загребая руками, довольный пивовар пошел к мостику, идущему от берега.

Там было мельче. Взобравшись на него – для этого пришлось пару раз подпрыгнуть, а потом пузом лечь на доски и только после этого подняться, – он пошел обратно в ресторан.

Его встречали как героя. Пиво, судя по результатам теста, оказалось качественным. Я проследила взглядом, как он вернулся к своему столу, уже поставленному на место. Сел, ему подали второе и снова пиво.

– Тань! – позвал меня Тео.

Я оглянулась. Напротив меня за столом сидел герр Зонненкурт с очень недовольным лицом. Он курил и не сводил с меня глаз.

* * *

Отель «Либих» – место злачное. Произрастают здесь такие злаки, что – плюнуть хочется. Вот уже седьмой день, как свечусь я здесь новенькой проституткой. Девочки удивляются моей работе – отшиваю случайных клиентов, набивая себе цену. Бруно – лысый, пахнущий по?том сутенер – взял меня под свою защиту. Я не спрашивала, и так было ясно, что у полицейских он на хорошем крючке сидит и если и трепыхается, то исключительно из чувства приличия. Иногда я уходила с Тео, одетым прилично; когда темнело, я уходила с ним же, затянутым в рокерскую шкуру – приезжал за мной на мотоцикле.

Мы обедали и ужинали в тихой забегаловке на берегу мощеной улочки. Арцуглюдвигштрассе помнила еще лучшие времена, когда она считалась улицей широкой и красивой. У?же с тех пор она не стала, просто состарилась, и более размашистые и молодые соседи сжали ее со всех сторон; она и стушевалась. Ее изящные изгибы стали называть кривизной, интимную близость зданий, тянущихся друг к другу через мостовую, – зажатостью.

Но она еще была жива и сохранила романтическую атмосферу канувших времен. Мне эта улица нравилась. Я жевала прозаические сосиски, запивала каким-то дерьмом, хотя это называли здесь «кофе», и думала, думала, думала. О том думала, что предпримет Клаус. Какой ход нужно ловить. Пока я расслаблялась, господин Зонненкурт из своего затемнелого окна напротив «Либиха» тянул лямку без меня.

За эти дни Карл Алоизович онастобрыдел мне хуже местного кофе. Он жил по часам и вел себя как робот. В то время, когда мы обедали, он по своему расписанию занимался кое-чем иным – Зонненкурт по рации подтверждал, что сейчас старый перечник с кем-то трахается в своем номере. Если это не задолженницы из отеля, то девушки из моей компании. Как объяснил мне Бруно, старому козленку нужно немного уступать в цене, потому что тротуар перед гостиницей оккупируется девочками с его ведома. Запретить он не может, но натравить полицейских – запросто.

Я выслушала разъяснения Бруно, кивнула и перешла на противоположную сторону улицы. Отсюда и обзор получше будет.

После вечернего траха Карл Алоизович совершает обычно моцион – торчит перед входом в отель, пьет кровь должников и договаривается на завтра с приглянувшейся девчонкой.

После часика, проведенного на улице, он шлепает спать.

Днем за ним бдят швейцар и простой немецкий алкоголик Петер Браун, живущий с ним на одном этаже. За эту любезность Петеру простили какую-то мелкую кражу в соседнем магазине электротоваров.

Скорбно отжевав свой ужин, я закурила и принялась брюзжать на Тео. Хуже нет – ждать у моря погоды. Самое главное – все построено на расчетах, а вдруг Карл-Алоиз фон Берляйн-Хохвиц сам давно уже собирается продать свой звучный титул? Просто под мой заказ приедут и уломают его в цене, и Клаус даже не понадобится?

Я затушила сигарету в большой черной пепельнице, стоящей на столе.

– Будешь провожать, жених? Или, может быть, тебе эти приключения уже так же, как и мне?..

Тео отставил в сторону недопитый кофе и бодро поднялся:

– Не знаю, как тебе со мной, но мне с тобою очень даже интересно. Не волнуйся.

Я неопределенно хмыкнула, взяла его за руку, и мы вышли. Если его во мне что-то привлекает, то пусть хоть за руку подержится.

За пару кварталов до «Либиха» пути наши разошлись. Тео остался скучать на мотоцикле, слушая радио, я пошла скучать на свою стоянку.

За неделю постоянные работницы уже примелькались, я кивнула некоторым, помахивая сумочкой, подошла и встала на свое место.

Правее меня метров на пятнадцать уже «работала» высокая брюнетка в черном платье. Типичная фермерша на внешний вид – крупная девка с почти мужскими ухватками. Нужно будет как следует поинтересоваться у нее: на какой ниве хлеб легче; Бруно сказал, что она из «ости» – бывшей ГДР, – может, и помнит еще русский язык.

Передо мной разворачивалась панорама обычного вечера. Прошвыривались поддатые посетители скверненького кабачка «Либиха», гоготали компашки парней, ищущих веселого отдыха после хлопотного дня. Кто-то из девушек уходил с клиентами, кто-то переругивался с соседкой, лениво выкрикивая через улицу литературные ругательства. Вот и маленькая Ингрид тоже пропищала что-то полненькой Анне.

В ответ заржали парни, проходящие мимо, и затормозили рядом с Анной, выясняя, понравилось ли ей, что ее назвали беременной свиньей. Дело шло к тому, что Анна точно получала клиента. Ингрид даже подпрыгивала от злости: туповатая Анна работала лучше ее, а соперничество у них зародилось еще в детстве – они были сестрами.

Карл Алоизович уже выгуливался, щурясь по сторонам выцветшими глазенками. Первые полчаса его променада были как бы бесцельными, но сейчас он направлялся, кажется, в мою сторону. Я непроизвольно состроила рожу в пространство: за неделю мне так надоело видеть этого гадкого старикашку, что возможность пообщаться с ним настроения не прибавляла.

Он действительно остановился около меня и что-то сказал. Я отрицательно покачала головой и сказала, что занята: Тео снабдил меня словарным минимумом на такие случаи. Мерзкий граф, однако, очень хотел со мною поговорить – не уходил и продолжал негромко шпрехать. Пришлось отойти мне. По его улыбочке и без словаря было видно – уговаривает, а мужики способны это делать очень долго и настойчиво. Это же не работать.

Когда через пять шагов я оглянулась – старый ветреник уже кружил вокруг той крупноватой «ости». Она оказалась точно из колхоза: стоит, болтает с этим старым сластолюбцем и даже начала уже кокетничать.

Я закурила. Всем своим видом показывала, что скучаю, но не теряла из виду свой объект наблюдения. Еще пару недель, и я буду точно знать, что на него совершат покушение, а на третью неделю стану на это надеяться.