Объехав Германию, Италию, Францию, Голландию и Англию, Кутузов возвратился из заграничной поездки в Петербург. 3 апреля 1777 года состоялось решение Военной коллегии направить подполковника Тульского пехотного полка Михайлу Голенищева-Кутузова в Новороссийскую губернию в распоряжение генерал-аншефа Г. А. Потёмкина «для определения к формированию там гусарских и пикинерных полков, либо на имеющиеся в тех полках вакансии»47. Явившись по назначению, Кутузов получил распределение на свободную вакансию в Луганский пикинерный полк. Тогда же в его жизни произошло знаменательное событие: 33-летний Михаил Илларионович решил обзавестись семьей и сделал предложение 22-летней Екатерине Ильиничне Бибиковой, на которой женился менее чем через год. Младшая дочь инженер-генерал-поручика Ильи Александровича Бибикова после смерти матери проживала в доме адмирала И. Л. Голенищева-Кутузова, который был женат на старшей сестре — Авдотье Ильиничне. По сведениям Ф. Синельникова, первого биографа полководца, Кутузов впервые увидел будущую невесту, когда она была еще 13-летней девочкой. Спустя восемь лет после первой встречи он повел свою избранницу под венец. Путешествуя по Европе, бесстрашный офицер, по-видимому, немало размышлял над своими чувствами к Екатерине Бибиковой, которая с годами превратилась в красавицу. Он же пережил состояние между жизнью и смертью вследствие ужасного ранения, изувечившего его лицо, некогда считавшееся весьма красивым. Конечно, рана — это честь для офицера. Но одно дело — появиться в офицерском собрании или при дворе, привлекая всеобщее внимание зримым доказательством доблести и мужества, и совсем другое дело — предстать перед молодой девушкой, помнившей его наружность до ранения. Кутузов сомневался напрасно: Екатерина Ильинична приняла его предложение. Однако портрет, подаренный невесте, выдал внутренние переживания офицера: по его желанию художник П. Ротари запечатлел Кутузова в мундире Луганского пикинерного полка с орденом Святого Георгия 4-й степени без следов ранения на лице, чтобы хотя бы портрет сохранил его прежний облик, который отныне стал таким, каким его сделало увечье. Итак, можно сказать, что этот брак основывался на чувствах, проверенных временем. Об этом же свидетельствует дошедшая до нас переписка более поздних лет, когда обмен письмами стал главной формой общения между супругами. В первые же годы замужества, когда Екатерина Ильинична легко переносила походные условия, она предпочитала не разлучаться с мужем, о чем свидетельствуют даты появления на свет детей: Прасковья — 1779 год, Анна — 1782 год, Елизавета — 1783 год, Екатерина — 1787 год, Дарья — 1788 год, Николай — 1790 (?) год. Как видим, все потомство супружеской четы Голенищевых-Кутузовых появилось на свет в бурные времена «Очакова и покоренья Крыма».

4 июня 1777 года была принят закон («конфирмация»), который «предусматривал отбор в легкие кавалерийские полки (гусарские и пикинерные) „обер-офицеров по способности и достоинству с повышением чинов“»48, вследствие чего 10 июня того же года Михайла Голенищев-Кутузов был сразу же произведен в полковники49. Как пишет историк, «в это время на юге России предпринималось новое дело: путем дипломатическим или иным мирным способом закрепить за Россией покоренные оружием Крым, берега Черного моря и Ногайские земли по Кубани. Это трудное дело было поручено Суворову, которому императрица указала на Кутузова как на человека, чьи опытность, ловкость и знания могут быть очень ему полезны. С этого времени начинается сближение между двумя великими личностями в русской истории. Кутузов был ревностным и талантливым помощником Суворова. В Крыму все было спокойно: там правил преданный России хан Гирей. Суворов отправился в Астрахань и управлял ходом дел на Дону и на Кубани, но в 1782 году в Крыму снова начались волнения. Еще в 1780 году хан Гирей был низвержен. Для восстановления его Потёмкин вызвал к себе Суворова. Советуясь с ним, кого бы отправить в Крым для восстановления власти русского ставленника. Суворов указал на де-Бальмена, а в качестве его помощника на Кутузова». 30 июля 1782 года генерал-поручик А. Б. де Бальмен рапортовал Г. А. Потёмкину о смотре Луганского, Полтавского и Екатерининского полков: «При объезде моем на сих днях границы по новой Днепровской линии для осмотра состоящих там полков, имел случаи смотреть и расположенные там по повелению Вашей светлости Луганский, Полтавский и Екатеринославский пикинерные полки. За долг поставляю Вашей светлости донести, что из них Луганский и Полтавский полки, старанием и попечением господ полковых и ротных командиров во всех частях как внутренно, так и наружно, равно и в военной экзерциции, доведены до такого состояния, которого только желать можно от конных полков…»50 С именем нашего героя также связано формирование одного из лучших кавалерийских полков Российской армии, особенно отличившегося в 1812 году, — Мариупольского гусарского. В 1820-х годах С. Н. Глинка, ревностный собиратель сведений о начальном периоде службы великого полководца, встретил ветерана, помнившего молодого Кутузова: « Он был всегда душою тех войск, которые находились под его начальством. Я служил некогда в Мариупольском гусарском полку, им устроенном. Там от первого до последнего человека помнили его расторопность, искусство, повелительный голос и все прочие воинские качества»51. Итак, прослеживая по документам жизнь прославленного полководца, мы узнаем о нем всё новые и новые подробноети. Он представал перед нами образованным штабным офицером, легко «читавшим» карту и местность, пылким волонтером-партизаном, стремившимся к опасностям на поле битвы, офицером-пехотинцем, умело обучавшим новобранцев, с которыми бестрепетно шел в бой. «Свободно говорил он по-французски, по-немецки, по-польски, увлекал всех своею веселостью, своею беседой…» Наконец, из рапорта де Бальмена явствует, что он был отличным кавалеристом, с тем же успехом доводившим до совершенства пикинеров, как в свое время гренадеров. Из личной переписки Кутузова следует, что лошади действительно были его страстью. Все это не вяжется с привычным для нас образом малоподвижного, медлительного «дедушки», добившегося успехов на служебном поприще исключительно благодаря хитрости и к месту сказанным комплиментам.

Биографию полководца, безусловно, можно рассказывать по-разному. «По возвращении из-за границы, 28 июня 1777 г., Кутузов был произведен в полковники, а затем, в мирное время (выделено мной. — Л. И.), между двумя русско-турецкими войнами 1768–1774 и 1787–1791 годов, получил два следующих чина — бригадира (1782) и генерал-майора (1784)», — пишет автор монографии о Кутузове Н. А. Троицкий52. Сразу же в душу закрадываются нехорошие сомнения: что это за генерал мирного времени? Чем он мог заслужить подобное продвижение по службе? Историк почему-то не счел нужным упомянуть, что Кутузов находился там, где война фактически не прекращалась: 1782–1784 годы — это время присоединения Крыма к России! Именно в 1782 году Екатерина II писала князю Потёмкину: «В Крыму татары начали вновь немалые беспокойства. Теперь нужно обещанную защиту дать Хану, свои границы и его, друга нашего, охранить»53. Спокойствие в Крыму было ненадолго восстановлено. Ставленник России Шагин-Гирей удивительным образом сочетал в себе тягу к европейским реформам и чисто восточный деспотизм, немедленно обрушив жестокие казни на своих соплеменников, среди которых его правление вызывало постоянное неудовольствие. В то же время Турция, признав формально независимость Крыма, рассчитывала при поддержке европейских держав восстановить там свой протекторат. «Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или со стороны Кубанской — во всех сих случаях и Крым на руках, — рассуждал Потёмкин в письме императрице. — Тут ясно видно, для чего хан нынешний Туркам неугоден: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце»54. В настоящее время в отношении присоединения к России Крыма, равно как и покорения Кавказа, нередко употребляется термин «колонизация», справедливость которого мы не беремся оспаривать. Заметим, что активный баланс внешней политики, стремление прикрыть свои границы «дружественными» территориями, усилив в них свое влияние, — явление, характерное для всех крупных европейских держав того времени, будь то Великобритания, Священная Римская империя Габсбургов, Франция, Пруссия. Бесконечные войны то за испанское, то за австрийское, то за баварское наследство — явное тому доказательство. Теперь же «в очередь дня» выдвигался «восточный вопрос», — война за наследство распадавшейся империи османов, — в решении которого Россия опередила своих соперников, вызвав их неудовольствие. Современному читателю трудно представить себе настроения, которые одушевляли русских военных, причастных к присоединению или «колонизации» Крыма. Однако «после свержения в XV веке монголо-татарского ига самым беспощадным врагом Московского государства стало Крымское ханство. В 1571 г. крымско-ногайская конница прорвалась к Москве. В гигантском пожаре погибли многие жители столицы. Тысячи русских людей были угнаны в полон и проданы в рабство. Хан обещал на будущий год покончить с самостоятельностью Московии. Его набег был отбит, но нашествия продолжались. Только в первой половине XVI в. в крымский полон было угнано двести тысяч человек. Крымские ханы на своем престоле утверждались в Константинополе. По воле султана набег татар совершался то на Москву, то на Краков, т. е. на того противника, какого Порта считала в тот момент опасным для себя. Крымских всадников видели стены Вены, когда в 1683 г. огромная армия великого визиря Кара-Мустафы обложила столицу крупнейшей европейской державы. Столица Габсбургов была спасена армией польского короля Яна Собеского. Трудно поверить, но отмена выплаты дани крымскому хану произошла только в 1700 г. при Петре I, а последний набег крымской конницы на украинские земли, входившие в состав России, был произведен в 1769 г., при начале войны»55. Можно сказать, что опасное могущество Крымского ханства разваливалось на глазах у Кутузова, и он, как и его соратники, сознавал, что для России настало время реванша за прошлые столетия. Только овладение Крымом позволило России решить проблему, доставшуюся в наследство от петровского царствования: получить выход в Черное море. Даже в 1778 году турецкие военачальники Дже-заирли Гази Хасан-паша и Джаныклы-паша в ультимативной форме пытались запретить русским судам плавание в Черном море под угрозой их потопления. Под защитой русских войск осваивались плодородные земли, строились новые крепости, города и селения, которые некий шутник в незапамятные времена назвал потёмкинскими деревнями. К сожалению, это наименование прижилось, став со временем нарицательным, таким, с помощью которого обозначают нечто, не существующее в действительности. Но потёмкинские деревни существовали и существуют по сей день: Севастополь, Симферополь, Мариуполь, Херсон и др. Возникновение этих городов связано с именем «великолепного князя Тавриды» и его сподвижников, в числе которых находился и Михаил Илларионович Кутузов. В отличие от отечественных скептиков, иностранцы не считали потёмкинские деревни временной декорацией. В начале XX столетия французский историк Э. Дрио совершенно иначе отзывался о «временах Очакова и покоренья Крыма»: «Усилены были херсонские укрепления и хорошо вооружен Севастополь. Русский флот увеличился на Черном море и стал грозой для всех. Русская армия, состоявшая из 130 тысяч человек, была сосредоточена на юге России. Греческий архиепископ Булгарис был водворен в Херсоне, и на него была возложена обязанность состоять в постоянном сношении с единоверцами в Оттоманской империи, где он являлся таким образом агентом религиозного протектората России. Согласно со смело обдуманным и твердо выполненным планом русское влияние проникало в самое сердце турецкой империи. Строя, как по мановению жезла, города и деревни; пролагая дороги, делая реки пригодными для навигации, полагал основу блестящей будущности Одессы. Продукты черноземной полосы шли уже по рекам в Черное море, и „русский ледник“ скользил, подобно фатальной силе, все ближе к югу»56. В начале 1784 года турецкий султан Абдул-Хамид дал письменное согласие на признание власти России над Крымом. В конце того же года М. И. Кутузов и получил упомянутый чин генерал-майора за то, что «участвовал самым деятельнейшим образом во всех распоряжениях и мерах, которые приняты были к усмирению мятежников и к восстановлению тишины и спокойствия»57. К сожалению, он не мог поделиться этой радостью с отцом: Илларион Матвеевич скончался летом в своем псковском имении. «Имея прекрайнюю нужду отъехать в рассуждении смерти отца моего, просил увольнения по команде, но, не получа оного, взял отпуск у генерал-поручика Чекина на двадцать девять дней, чтобы не упустить времени…» — обратился Кутузов к начальнику канцелярии Потёмкина В. С. Попову58. Мы не знаем, успел ли он ко дню погребения, но впоследствии над местом захоронения своего отца он распорядился построить церковь Христова Воскресения, которая была освящена «1791-го, месяца ноября, 2-го дня».