– Ты хочешь сказать что-то?

– Спросить, – улыбается, хотя горечь так до конца не покинула его. – Как ты относишься к татуировкам?

– К твоим?

– Вообще.

– Мне очень нравится. Это удивительно: выбирать рисунок, продумывать эскиз, потом терпеть боль и в итоге получить что-то потрясающее.

– Поехали! – настроение Мирослава меняется подобно порывам сентябрьского ветра: от холода к жару. – Отвезу тебя кое-куда.

Наверное, на моем лице отражается слишком много вопросов, и Мирослав поясняет:

– Я хочу познакомить тебя со своим татуировщиком. Офигенный мужик, Брэйном зовут. Если захочешь… если только захочешь, он все твои шрамы на теле в шедевр превратит.

– Мои… шрамы?

– Если захочешь, – сверкает улыбкой Мирослав и стаскивает меня со своих коленей, помогает усесться, пристегнуть ремень. – Просто поговоришь с ним. Уверен, он тебе понравится.

Арина

Первым делом я замечаю вывеску над входом в тату салон «Dark light». Она огромная, яркая, переливается разноцветными огоньками, привлекающими взгляд. Красивый шрифт надписи, мелкие детали, штрихи – само оформление входной группы выполнено со вкусом. Дверь черная, даже на вид тяжелая, железная. За ней нас ждет тот самый татуировщик со странным прозвищем, которого я заочно уже очень боюсь. Если консультироваться по поводу татуировок, надо ведь будет показать ему… свои шрамы? Нет, это недопустимо. Постороннему человеку? Не врачу? Немыслимо!

– Арин, все хорошо?

Мы уже несколько минут сидим в машине и нужно всего лишь выйти на улицу и сделать несколько шагов. Всего несколько шагов – не больше пяти, – но я все равно не решаюсь.

– Честно или соврать? – спрашиваю глухо, так и не повернувшись к Мирославу.

– Тебя там не покусают, – обещает Мирослав, а я киваю согласно, хотя уверенности во мне никакой нет.

Она куда-то исчезла разом вся, оставив после себя тяжелое ощущение. На меня что-то будто бы давит, лежит на груди большим камнем, вдохнуть глубоко не дает. Я не смогу, нет. Мирослав просто не понимает, а у меня не хватит сил, чтобы выразить все нормальными словами, объяснить доходчиво. Просто не получится. От страха стучат зубы, а язык немеет. Гулко сглатываю, моргаю несколько раз, но слез нет, есть лишь ощущение жгучей сухости на веках.

– Мир, я ж забыла совсем, меня ждут! – мозг лихорадочно генерирует важное дело, которое не терпит отлагательств. Мне нужно вырваться, это был дурацкий план.

Но Мирослав лишь усмехается и головой качает. За руку меня берет, иронично в глаза смотрит, а мне становится стыдно. Мир видит меня насквозь, а я совсем не умею врать.

– У тебя нет сегодня пар, а в «Ирландии» выходной, так что не выдумывай.

– Почему сразу это? Может, мне с подругой встретиться надо. Или с другом.

Мирослав снова усмехается, обжигает наглой мальчишеской улыбкой, которая делает его невероятным. Целует меня в основание ладони, не сводя глаз, ощупывает взглядом, к месту пригвождает и лишает дурацких сомнений.

– Я просто вас познакомлю, кофе выпьем. Никто тебя не схватит, в кресло насильно не посадит и больно против воли не сделают.

– Думаешь, я трусиха? Боюсь?

– Ну, во всяком случае, смелой ты точно не кажешься.

– Ты же будешь рядом? Не уйдешь?

– Никуда я не денусь, потому не дрейфь. Прорвемся.

***

Внутри салон оказывается довольно просторным, а все его черные стены увешаны картинами. Яркими абстракциями, сдержанной монохромной графикой, есть даже парочка пейзажей. Например, озеро, деревянный домик и красивая хрупкая балерина, танцующая на кроне дерева. Девушка будто бы из воздуха соткана, невесомая и нереальная. Художник выписывал ее образ с любовью, с нежностью – иначе такой искрящейся красоты не добиться. Это, вероятно, что-то личное, потому что, то тут, то там замечаю изображения балерин. Их роднят яркие синие глаза, темные волосы и мечтательная улыбка на пухлых губах. Определенно, моделью служила одна и та же девушка. Возлюбленная? Жена? Просто воздушный образ, вытащенный на поверхность из глубин подсознания? От красоты рисунков захватывает дух, и я бы часами на каждый любовалась. Жаль, столько времени нет в запасе.

– Давай пальто, – Мирослав помогает мне раздеться, а я так и продолжаю рассматривать картины под мерное жужжание машинки. Оборачиваюсь на звук и любуюсь, как на предплечье высокого парня оживает дикий зверь. Никогда не видела – даже не интересовалась, – процессом создания татуировки, а сейчас, вблизи, от этого зрелища больно и восхитительно одновременно. Мастер в черных перчатках накладывает теневой узор, добавляет цвет, растушевывает цвет – колдует. Это действительно похоже на волшебство. Воздух пахнет антисептиком, ладаном и цветами – нереальная смесь запахов, от которой кружится голова. Я снова рассматриваю картины, и от каждой дух захватывает. Определенно, они написаны очень талантливым человеком.

– Это все сам Брэйн рисует, – будто прочтя мои мысли, поясняет вернувшийся Мирослав, а за спиной раздается покашливание.

– Я, конечно, не люблю этого задротства, но я их не рисую, а пишу, – в низком голосе ирония, и я резко оборачиваюсь и икаю.

Мужчина, стоящий напротив, высокий. Да куда там! Он огромный. Настоящий великан, абсолютно лысый, он держится с расслабленным достоинством, а на сложенных на широченной груди татуированных руках бугрятся мышцы.

– Я Брэйн, – широко улыбается и протягивает ладонь. Вкладываю свою руку в его, и она кажется тоненькой веточкой.

– Арина, – смущаюсь, но взгляд не отвожу.

Это мой личный бзик, но я всегда смотрю людям прямо в глаза, чтобы понимали: я замечу, если будут кривиться в отвращении, но Брэйну, похоже, пофиг на мои… особенности. Только сейчас меня отпускает. Напряжение сходит лавиной, и я расслабляюсь. Брэйн на миг отворачивается, а я замечаю над его ухом татуировку – скандинавские руны, сложенные между собой в четкий и красивый узор. Видела ли я когда-то людей, настолько отчаянных, смелых и свободных, чтобы покрывать свои головы древними письменами? Никогда. Под ребрами становится щекотно, и энергия этого места, мощь, исходящая от Брэйна, перетекают ко мне, придают силы и делают отчаянной.

– Брэйн – это ведь не имя? – смелею, и татуировщик отвечает загадочной улыбкой.

– А вдруг? – подмигивает, и мне совсем тепло становится.

Какой-то он… особенный. На нем простая черная футболка, туго натянутая на массивном теле, кожаные брюки и тяжелые казаки с сотней заклепок на грубой коже. Из кармана торчит брелок, выполненный в виде крошечного серебристого мотоцикла. Очень колоритный персонаж.

– Кофе, чай? – спрашивает, указывая рукой на неприметную дверь у дальней стены. Она тоже заполнена картинами, и их хочется рассматривать бесконечно, но я не хочу никого обременять проволочками и соглашаюсь на чай.