– Да, конечно, – отозвался один из присутствующих, – сейчас я вам все расскажу, а вы мне заодно подскажете, как у вас тут все это делается.

Минут через двадцать я продиктовала свой анонс и отрапортовала начальству, что завтра убываю с Немцовым в двухдневную командировку – сначала в Нижний Новгород, а оттуда – в Ульяновск.

Я уже понимала, что таких шустрых вроде меня будет совсем немного (и не ошиблась – с нами полетели только вездесущие НТВшники, ОРТ и корреспондент из РИА), поэтому решила, что нужно будет сразу произвести на будущего шефа впечатление. А поскольку во мне еще были живы воспоминания о фуроре, который я произвела на коммунистическом митинге, я решила, что именно так – в шляпе и зайцевском пальто, я обязательно брошусь в глаза новоявленному вице-премьеру. Да, чуть не забыла, еще в этой критической ситуации требовались сапоги на приличном каблуке. Я понимала, на что себя обрекаю, но решила, что журналистика, как и искусство, тоже требует жертв.

Утром, по прибытии во «Внуково-2», пройдя все обязательные досмотры и проверки, я мило расположилась за журнальным столиком и, попивая кофе, стала присматриваться к немцовскому окружению. Вице-премьера в зале ожидания мы так и не дождались. Появился он прямо перед отлетом, когда нас уже рассадили по своим местам (только потом, со временем я поняла, что это норма – влететь в самолет в самый последний момент, когда от него убирают трап), прошел мимо нас, лучезарно улыбаясь, вглядываясь в незнакомые лица и со всеми здороваясь. Первое впечатление: молодой очень, высокий и… и уж очень кудрявый. Да, буйная шевелюра Немцова тогда еще не была укрощена столичными мастерами парикмахерского дела, а посему придавала ему вид такого бесшабашного своего парня и, на взгляд «столичной штучки», не чуждой веяниям мировой моды, немного провинциальный вид. Мы, кстати, только сели в самолет, поэтому моя феерическая шляпа еще украшала мою голову, и, по вскользь брошенному заинтересованному взгляду красавца вице-премьера, я поняла, что этот шедевр шляпного искусства незамеченным не остался.

Потом был Нижний, который встретил Немцова, если можно так сказать, сложно. Я поняла, что Борис был любимым губернатором, и ему еще не смогли простить, что он променял родной город на столицу. Особенно это было заметно в общении с буйной нижегородской журналистской вольницей. Все вопросы, задаваемые местными журналистами на пресс-конференции в итоге сводились к одному громкому всеобщему стону княжны Ярославны, «что зегзицей плачет в Путивле»: на кого ты нас, свет наш ясный, соколик ненаглядный, покинул? А еще меня сильно повеселили демонстративные гордые «ты» и «Борь», с которыми обращались к Немцову «свои».

– Ничего, – злобненько подумала я, – придется вам, ребята, переучиваться.

Хорошо помню его выступление перед людьми на улице. Толпа не очень восторженно встретила своего бывшего губернатора. Было видно, что все обижены. Но уже через несколько минут – дружно рукоплескала. Да, я впервые увидела, как Борис может держать публику. И позже наблюдала это не единожды. Часто он приходил во враждебную аудиторию, а уходил – лучшим другом всех, кто его слушал. Как это получалось? Не знаю. Но получалось ведь. Думаю, это особый дар публичного политика. Из всех, кого я знала, отличались этим Немцов и Хакамада. Они просто оживали перед камерами и перед толпой. Я много моталась с ними по всей стране в нашу первую предвыборную компанию в девяносто девятом. И всегда поражалась, как сидящие за столом Ира и Борис, уставшие, с очередного самолета, после очередного выматывающего концерта на стадионе, после бессонной ночи в воздухе, при появлении журналистов и камер в одно мгновение словно подключались к батарейкам, заряжались и начинали говорить, убеждая, доказывая, полемизируя, обращая в свою веру.

Еще помню гостиницу «Волга», к которой потом просто прикипела душой, несмотря на душ, который никогда не хотел нормально работать, на гнусных тараканов, которые периодически врывались в номер, видимо, пробегая мимо в поисках кухни, на шторы на огромных окнах, которые при попытке их отодвинуть, всегда обдавали тебя вековой пылью, на отвратительный растворимый кофе в пакетиках и кофейный напиток из желудей и еще чего-то, которым нас постоянно пытались потчевать с утра в местном буфете и который, как я думаю, специально изымался для отваживания столичных журналистов из каких-то чудом сохранившихся советских стратегических запасов.

Помню, как мы посетили цеха знаменитого волжского автогиганта, из которых тогда еще расходились, точнее, разъезжались эти несуразные шедевры российского автопрома под незабываемым названием «Волга». Кстати, поскольку никогда больше не буду возвращаться к этой теме, расскажу, как Немцов, поставивший своей задачей пересадить всех чиновников на эти самые одним названием оскорбляющие чуткий слух слуг народа «Волги», однажды позвонил мне по мобильному и радостно сообщил:

– Лиль, пиши, Ельцин вчера подписал мой указ о пересадке чиновников на «Волги». Можешь дать на ленту.

– Немцов, а какое вчера было число? – никак не вспомнив, спросила я.

– Первое апреля…

– Борис Ефимович, я, конечно, передам, только запомните – эта первоапрельская шутка Ельцина навсегда останется в вашей биографии, – выдохнула я.

Помню, как странно и нелепо в своем супер-пальто и шляпке я смотрелась в этих цехах, помню, как Немцов сам сел за руль специально приготовленного во дворе автомобиля и сделал круг почета, помню радостно улыбающееся начальство ГАЗа, которое, внутренне выдохнуло, что все благополучно заработало и сдвинулось с места. Помню общение с бабульками, которые торговали на обочине дороги кто чем мог, используя в качестве импровизированных прилавков попавшиеся под руку ящики. Со стороны очень комично было наблюдать, как Немцов вышел из машины и отправился к торговкам, а за ним сломя голову выскочили сопровождающие его чиновники в ботиночках и дорогих костюмах и бегом поскакали по весенней грязи, стараясь показать свое рвение и не отстать от уважаемого гостя. Помню, как НТВшная камера старательно снимала, как Немцов беседует с бабулькой, и точно помню, как он покупает у нее пестрые турецкие лосины «для дочки». Да, в эту поездку назначенец и (по слухам) любимец Ельцина был нарасхват. Его демонстрировали, как новую игрушку, и ловили каждое сказанное им слово.

А потом мы прибыли в Ульяновск, в котором, казалось, время остановилось. Нас встречал губернатор-коммунист и отороченный клумбами памятник Ленина на площади перед зданием администрации. Правда, по дороге мы несколько раз притормаживали, и Немцову старательно показывали расположившиеся на нашем пути зачатки капитализма в виде небольших частных продуктовых магазинчиков, и только потом ушлые журналисты узнали, что продукты из них мгновенно уносились в неведомом направлении сразу после посещения оных потемкинских магазинчиков Немцовым.

Завершилось все серьезным таким банкетом и пьяными попытками губернатора-коммуниста облобызать настойчиво сопротивляющегося идейного врага в лице либерала вице-премьера. Губернатор, едва стоявший на ногах, довез-таки «дорогого гостя» до самолета, после чего возжелал проводить его до самой столицы-матушки, но был аккуратно выдворен немцовской охраной, вынесен на руках уже своими родными охранниками и отправлен отсыпаться после успешно проведенной операции встречи большого московского начальства. А мы благополучно вернулись в Москву. Но до этого я сделала самое главное, а именно, лично познакомилась с Немцовым, тогда как до этого из стратегических соображений всю командировку держалась в стороне, записывала все им сказанное, диктовала информацию в агентство, когда надо – задавала вопросы, не делая никаких попыток срочно задружиться, и лишь иногда понимающе улыбалась вице-премьеру в ответ на его настойчивые улыбки. Моя тактика привела к ожидаемому результату: мне было не отказано в эксклюзивном интервью. А главное – мне удалось получить личный номер мобильного телефона Немцова и его разрешение звонить прямо ему в экстренных случаях, то есть – не злоупотребляя.