— Купайся на здоровье, — отвечала Вики.

Вики наблюдала за детьми. Они были счастливыми, блаженными, безрассудными. Она тоже хотела быть счастливой. Что могло ее такой сделать? Что угодно? Что могло сделать ее хоть немного счастливее, чем она была сейчас? Она слышала голоса людей из группы поддержки больных раком, звучащие у нее в голове, словно греческий хор.

— Ты должна бороться! Ты ни при каких обстоятельствах не должна сдаваться!

Вики похлопала Бренду по плечу, как раз когда та бросала кости.

— Да! — сказала Бренда и выбросила вверх кулак. — Два очка в пользу тетушки Бренды.

— Брен? — позвала Вики.

Бренда посмотрела вверх.

— Что?

Вики жестом пригласила ее зайти внутрь, но сначала убедилась, что калитка закрыта, — иначе ее дети запросто могли пойти гулять по Шелл-стрит.

— С этого места ни шагу, — сказала Вики Блейну.

— И не жульничай, — добавила Бренда. — Если ты будешь жульничать, я это замечу.

Блейн раздраженно бросил кости.

— Что случилось? — спросила Бренда.

— Тед приедет только завтра.

— О черт.

— Он попал в затор на дороге, и я думаю, что у него перегрелся двигатель. Он приедет утром.

— Ты расстроилась?

— Я хочу, чтобы ты позвонила няне.

— Няне?

— Тому парню, Джошу. Спроси, не может ли он сегодня приехать.

— Прямо сейчас?

— Через час. Я хочу выбраться из дому.

— Ты хочешь выбраться? — спросила Бренда. — Ты уверена, что чувствуешь себя…

— Я хочу выбраться, — сказала Вики. — Я, ты и Мел. Я хочу пойти в город и выпить бокал вина. Я хочу поужинать. Я хочу пойти в бар.

— Ты хочешь пойти в бар?

— Позвони няне. Вызови такси. Позвони в ресторан. — Вики глубоко вдохнула. Она давала указания одно за другим, но желание у нее было одно: выбраться в свет с девочками. Снова почувствовать себя человеком.

Джош подъехал к дому в семь часов. Калитка и дверь были закрыты, посредине дорожки, выложенной плиткой, лежали доска и кости. Джош вылез из джипа. Дома он принял душ и воспользовался бальзамом после бритья, но потом, посчитав, что он слишком тщательно собирается на работу, Джош надел джинсы и кофту с эмблемой «Ред Сокс».

Ему пришлось позвонить отцу в аэропорт.

— Я оставлю ужин в холодильнике, — сказал Джош.

— Ты собираешься на вечеринку к Заку? — спросил его отец.

— Нет, — сказал Джош. — Я работаю приходящей няней.

Как и следовало ожидать, в трубке стало тихо. То же самое было во вторник вечером, когда за жареной курицей и картофельным салатом Джош сообщил отцу, что уволился из аэропорта.

В тот вечер, после более длинного, чем обычно, глотка пива «Сэм Адамс», Том Флинн спросил:

— Чем ты будешь зарабатывать на жизнь?

— Я буду работать приходящей няней, — ответил Джош. Он ожидал увидеть на лице отца удивление или недоверие, но перед ним был человек, который когда-то нашел свою жену (с которой прожил пятнадцать лет) висящей на чердаке.

— Для двух мальчиков из Сконсета, — продолжил Джош. — Там платят больше, чем в аэропорту. Кроме того, я буду проводить время на свежем воздухе. И у этих трех женщин… — Он покачал головой; это слишком сложно было объяснить. — У матери мальчиков рак.

Том Флинн положил себе салата «Айсберг».

— Ты доработаешь эту неделю? — спросил он.

Джош доработал неделю, и она заканчивалась сегодня, в пятницу. Последний день. Карло угостил его пивом в ресторане аэропорта, затем еще одним, затем еще одним, после чего Джош уже начал подумывать о том, не пойти ли к Заку на вечеринку, несмотря на неизбежное присутствие там Диди. Затем зазвенел его сотовый и на дисплее высветился нью-йоркский номер. Звонила Бренда. В ее голосе было такое же отчаяние, как когда она звонила по поводу пропавшей книги. Она спросила, сможет ли он приехать к ним через час и посидеть с детьми.

Джош, не желая с самого начала портить отношения со своими новыми работодателями, почувствовал, что обязан сказать правду:

— Сегодня был мой последний рабочий день. Я только что выпил три пива.

В ответ последовала тишина. Затем Бренда сказала:

— Выпейте чашку кофе и приезжайте к семи. Мы подготовим детей ко сну. Это будут самые легкие деньги, которые вы когда-либо зарабатывали.

Когда Джош постучал в дверь, она открылась, застав его врасплох. Он никогда не бывал ни в одном из этих летних сконсетских коттеджей, и ему казалось, что в них пахнет, словно в библиотеке или музее, древностью и пылью. Но вместо этого из передней повеяло ароматом чистых волос и духов, лаком для ногтей и женской одеждой. На диване сидели три… Три медведя? Три пчелки? Три женщины, которые спустились по трапу самолета. Они улыбались ему так, словно он был единственным человеком, которого они хотели видеть. Есть какая-то старая легенда о трех сиренах, которые указывали путь заблудившимся морякам. Джош знал, что сказал бы сейчас Чес Горда:

— Слушай. Наблюдай. Поглощай.

Джош наконец-то нашел свою историю. Историю этого лета.

У Вики, матери детей, был самый счастливый вид. Она была одета в черное летнее платье без рукавов, а волосы завязала платком. У нее на губах блестела помада, и Джош заметил помаду на краешке ее бокала с вином. Он подумал «рак, химиотерапия», и эти слова не вязались с происходящим. Вики подошла к Джошу босиком, держа в руке пару черных босоножек на высоких каблуках.

— Обычно я оставляю для няни список, — сказала она. — Но не этим летом. Этим летом не будет никаких списков. Бренда убедила меня в том, что вы нам подходите, что у вас большой опыт работы с детьми и вы можете поменять подгузник.

Джош выпил две чашки кофе, колу и принял бодрящий душ, но у него в голове все еще мутилось, то ли от трех бутылок пива, то ли от противоестественности данной ситуации. Он почувствовал, как кто-то схватил его сзади за лодыжку, — это был ребенок, который подполз к нему сзади. Джош ощутил себя последним самозванцем, когда наклонился, чтобы поднять малыша. Если бы хоть один из ста человек на вечеринке Зака сейчас его увидел…

— Все верно, — сказал Джош.

— Прекрасно. Книги со сказками на тумбочке. В восемь часов в кровать. Бутылочка Портера греется на столе. Дайте ему ее перед сном. — Вики сделала паузу. — Это прозвучало как список?

— Нет, — ответил он.

Или прозвучало?

— Хорошо, — сказала Вики. — Номер сотового моей сестры на столе. Мы будем в баре.

— О’кей, — произнес Джош. Малыш жевал его футболку, и его крошечная мокрая ручка добралась до уха Джоша.