– Я исполню все, что могу! – кивнул он. – А пока пусть заварят настой мяты до зеленого цвета, больной нужно расслабиться…

Цецилия шевельнула рукой, и одна из служанок тут же убежала на кухню.

А Кфир простер руки над грудью Варении и принялся читать заговор от красного сердечного червя. Конечно, с перстнем все было бы проще и быстрее, но как раз этот заговор он хорошо знал, а потому надеялся на успех. Когда он расчистил путь из сердца по жилам, громко приказал червю оставить тело больной и совсем тихо подкрепил приказ именем Черного властелина, Варения содрогнулась и облегченно вздохнула.

Кфир напоил знатную пациентку отваром мяты. Он уже почувствовал, что дело идет на лад. И действительно – пульс постепенно вошел в норму, бледные щеки порозовели, из глаз исчез затаенный страх.

– Мне стало лучше, – достаточно твердым голосом проговорила она. – Сердце перестало прыгать и стучит, как всегда, ровно!

Кфир довольно кивнул.

– Настой мяты надо пить каждые два часа. А завтра я осмотрю тебя и повторю некоторые процедуры, – он улыбнулся.

К завтрашнему дню он надеялся получить обратно магический перстень и окончательно вылечить мать благородного семейства.

– Марк, проводи лекаря к Публию и разведите все его беды, – сказала Варения, и чувствовалось, что она привыкла к повиновению.

– Конечно, мама! – улыбка смягчила черты лица златоглавого. От избытка чувств он хлопнул Кфира по плечу, да так, что у того подогнулись колени.

– Пойдем к моему брату, наместнику императора Рима, – сказал он. – Он очень суров, но уверяю тебя, ты можешь рассчитывать на благосклонное отношение…

Улыбающаяся Цецилия проводила их до двери. Ожидающий среди танцующих гетер Клодий приложил кулак к груди, приветствуя Марка. Потом двинулся следом, отставая на несколько шагов, как бы подчеркивая соблюдение дистанции между простым трибуном и командиром легиона. Они шли по анфиладе комнат, по длинным, освещаемым факелами коридорам. Кфир тоже отставал, стараясь держаться за спиной Марка Крадока. Он рассматривал сзади его могучую фигуру, его золотые волосы, и ворохнувшееся в душе беспокойство разрасталось. Оно было связано с чем-то страшным, с тем, что он постарался навсегда забыть и что сейчас из глубин памяти пробивалось сквозь толстую корку забвения.

Наконец, рабы распахнули тяжелые высокие двери с тонкой резьбой, стражники приветственно пристукнули копьями, и они вошли в огромный высокий зал, который освещался не дымными коптящими факелами, а греческими светильниками, дающими ровный яркий свет и пахнущими благовониями.

Посередине, на покрытом шкурами зебр возвышении стоял резной трон с высокой спинкой, а на нем сидел мужчина в красной тоге и золоченых сандалиях. У него тоже была копна золотых волос, но потускневших, и выглядел он старше своего брата. Фигура была не атлетической, а скорей грузной, выдвинутая нижняя челюсть и опущенные углы рта делали его похожим на бульдога. Выцветшие глаза изучающе сверлили лекаря. Под этим ледяным беспощадным взглядом Кфиру стало не по себе.

– Слава богам, он вылечил нашу маму, Публий! – сообщил Марк, подходя к трону.

– Да, до меня уже дошли добрые вести, – густым басом произнес прокуратор, вставая и спускаясь по нескольким ступеням.

Кфир удивился. Каким образом? Лечение происходило в закрытой комнате, из которой они вышли первыми. И никто не обгонял их на недолгом пути… Неужели римлянин читает мысли?

– Я благодарен тебе, лекарь, – продолжил Публий. – И вся наша семья тоже. Мы рано потеряли отца – его отравил неблагодарный раб, и мать сама вырастила трех детей…

Он обнял подошедшего Марка за плечи. Оба, улыбаясь, смотрели на Кфира. А тот окаменел, потерял дар речи, в глазах у него потемнело. Слова наместника, как тяжелое копье, пробило спасительный панцирь забвения, и страшная правда вынырнула из глубин сознания наружу. Он все вспомнил!

Авл Луций говорил, что они идут в гости к Крадокам! Марк Златокудрый с супругой Варенией встречал Авла у ступеней виллы! Это он, Кфир, тот «неблагодарный раб», который насыпал яд в бокал Марка! А теперь он оказался в окружении семьи убитого им римлянина! Может быть, они уже узнали его и теперь играют, как кошки с мышкой, скрывая за мнимой приветливостью планы страшного мщения…

Кровь ударила в голову. Лицо, да и все тело покрылись потом. Сердце билось с перебоями, как совсем недавно у Варении. Глаза слезились, а может быть, он плакал… Златокудрые братья расплылись и слились в одно двухголовое туловище. Пол качнулся, он с трудом удержался на ногах.

– Что с тобой, лекарь? – откуда-то издалека спросил то ли Публий, то ли Марк. И приказал: – Трибун, помоги ему!

На голову Кфиру полилась вода, край кружки звякнул о зубы. Он жадно напился и постепенно стал приходить в себя.

– Голова закружилась, – с трудом шевеля языком, объяснил он.

Сознание прояснилось. Нет, конечно, его никто не узнал. Публий и Марк в 79-м году были маленькими, к тому же они и не встречались. Варения видела его не больше минуты, да и вряд ли она вообще обращала внимание на лица рабов. К тому же прошло тридцать лет! Он сам располнел, постарел и вряд ли сохранил черты худощавого девятнадцатилетнего юноши…

– Заклинания забирают много сил, – несколько успокоившись, сказал он.

– Заклинания – это обращение к силам зла, недаром тебя хотели судить за колдовство! – свел брови Публий.

И тут же усмехнулся.

– Не бойся, лекарь, это шутка! Римская власть одобряет все, что идет ей на пользу. А твое лечение пошло на пользу!

Братья по-прежнему стояли обнявшись. Публий не был похож на Марка Златокудрого, наверное, на деда, который передал ему свое имя. А вот Марк полностью копировал отца – своего тезку. Кфир подумал, что имя магическим образом формирует под себя облик человека. Он уже окончательно успокоился. Конечно, на всякий случай придется держаться подальше от Крадоков, может, даже уехать в другой город или в Сирию… Но жаль бросать все: дом, пациентов, налаженный уклад жизни… Может, и так пронесет?

– Позови писаря, трибун! – обратился наместник к Клодию. – Я должен провести дознание и вынести решение, с которым придется примириться местной власти!

Публий направился к темному окну, перед которым стоял стол, покрытый серой рогожкой, под которой угадывались какие-то предметы. Резким движением прокуратор сорвал покрывало. Под ним оказались банки с частями человеческих тел, свитки составленных Шрагой протоколов и маленький полотняный сверток.

– Да-а-а, улики налицо! – протянул прокуратор и просмотрел протоколы. – Но они неверно истолкованы!

Клодий привел низкорослого, худого, похожего на грача протоколиста. Тот поспешно занял свое место за маленьким столиком, приготовив стило и папирус.

– Пиши! – приказал Публий. И принялся размеренно диктовать:

– Дознаватель синедриона пришел к выводу, что пальцы, зубы и глаза служили колдовству. Но обвиняемый заявил, что это предметы для науки естествознания и медицины, которые использовались им для изучения человеческого тела, чтобы лучше исцелять иудеев и подданных римского императора…