будешь иметь все, что пожелаешь. Нет, это неправда. Один из этого рода был бедняком… Это тот, который ушел к Шамилю… Ну, хорошо, я расскажу это дело по порядку…

Биберд еще и еще один раз глотнул махсыму, потом старательно вытер рукавом черкески и ладонью то место чаши, куда прикасались его губы, и передал чашу дальше…

…Когда Шамиль поднимал газават [42], то к этому времени кабардинцы уже согласились с русскими не воевать. Поэтому они ответили отказом прибывшим от Шамиля гонцам. Шамиль, узнав об отказе, обещал кабардинцам проклятие Пророка и свою грозную месть.

Однако среди кабардинцев были верные поклонники Шамиля. Первым между ними был молодой Бидоков, тот самый, что на всем скаку хватал барана за рога, подкидывал его и одним махом перерубал пополам. Молодой звал с собою всех мужчин своей семьи, он собрал сход и на сходе убеждал сельчан идти с ним на помощь Шамилю. Но никто не мог нарушить слово, данное кабардинскими старейшинами русскому царю. Тогда Бидоков отказался от родных и имущества и с несколькими друзьями детства ушел к Шамилю, в Дагестан. С этого начались его несчастья.

В Дагестане его приняли с большим почетом, но в скором времени потребовали от него доказательств верности и преданности. Бидокову дали отряд и послали в Кабарду. Он должен был или поднять там знамя Шамиля, или уничтожить все неверное племя. Поход этот не удался. В Кабарде никто не захотел идти с Шамилем против русских. Таким-то образом наш молодой Бидоков потерял уважение своего народа, потерял родных и имущество и не приобрел ни доверия, ни славы.

А когда Шамиль был разбит и сдался в плен, Бидоков оказался в положении волка, у которого отнялись ноги и выпали зубы. Он остался один, как камень на дороге. Он продал оружие и коня, чтобы заплатить добрым людям, которые кормили его. Он скрывал свое имя, чтобы не вызывать беспокойства у тех, кто давал ему приют на ночь. А что может быть позорнее и нечестивее – скрывать имя того, кто родил тебя?.. Вместе с другими он направился в Турцию просить единоверцев о помощи. И что же? Это был человек, которому суждено было счастье! И счастье нашло его вдали от родины, друзей и бывалой известности…

Однажды он шел мимо продавца оружия. Случилось так, что визирь султана как раз в этот момент проезжал мимо. Визирь спросил старика-продавца, нет ли у него новинок? Продавец, глубокий старик, с трудом поднялся, чтобы пройти расстояние между прилавком и серединой улицы, где стоял экипаж любимца падишаха. Вот тут-то наш Бидоков, как благовоспитанный человек, предложил помочь старику. С клинком в руке он приблизился к ожидающему визирю.

Визирь долго разглядывал рисунки на клинке и потом сказал:

– Превосходная дамасская сталь!..

– Да позволено будет последнему из твоих слуг, – ответил Бидоков, – называть этот клинок генуэзским…

Подошедший торговец услышал последнее слово и подтвердил:

– Да, да, это работа Искандера из Генуи…

Визирь купил клинок и поручил Бидокову принести его в дом. Так он хотел испытать честность понравившегося ему человека. Правда, за Бидоковым следили четыре глаза, но ведь он этого не знал! Вот так-то началась его удача. А через год он уже был своим человеком во дворце султана, а еще через несколько лет он командовал всеми черкесскими полками, которые считались самыми преданными султану… До нас доходили слухи, – немного помолчав, добавил Биберд, – что будто бы этот Бидоков держал в своих руках жизнь каждого, кто сидел на троне Турецкой империи… Ведь правда, первый человек в государстве не тот, кто распоряжается деньгами и войском, и не тот, кто держит в руке печать и ключ, – а первый человек тот, кто с мечом в руках охраняет и печать, и ключ. Вот таким человеком был Бидоков…

Многим присутствовавшим эта история была уже известна, и многие могли бы сделать поправки к тому, что рассказывал Биберд. Но все слушали с тем тихим и единодушным вниманием, которое устанавливается среди спокойных людей, никуда не спешащих. Молодежь вставала, приносила хворост и сухие ветки, поддерживала огонь. Старики потягивали махсыму, курили, грели морщинистые руки. Биберд свернул и, хмуря брови так, будто делал необыкновенно важное дело, закурил.

– Оу, Биберд, – сказал кто-то, – а помнишь историю Ибрагима, у которого увели шелоха[43], а?

Биберд, не поворачивая головы, потому что по голосу знал, что это говорит младший, утвердительно кивнул головой:

– Эту историю я хочу рассказать тем, кто ее не знает… Но может быть, ты, мальчик, лучше меня расскажешь ее?

Смущенный мальчик уверял, что только слышал об этой истории, но в чем она состоит, не знает. Биберд не хотел стыдить не вовремя вылезшего молодого горца и приступил к рассказу…

– Это было, когда река Кубань называлась Псыж, что значит Старая вода, и когда Пятигорск назывался Псыхуаба, что значит Горячая вода. В те времена по реке Баксан жили два брата, Ибрагим – старший и Тау-Султан – младший. Оба они были отличными стрелками и наездниками, отец умер, оставив им богатство, так что всем надо было бы завидовать, глядя на братьев. Но когда судьбе угодно показать человеку, что она – все, а человек – ничто, тогда ни слава, ни богатство не имеют ровно никакого значения. Однажды старший брат, Ибрагим, отправился на пастбище посмотреть на табун. Старший табунщик с горделивой радостью показал ему недавно родившегося жеребенка, настоящего шелоха.

– Это будет не конь, а ветер, – сказал опытный старик. – Кто из вас двоих возьмет жеребенка?..

Ибрагим передернул плечами и в свою очередь спросил старого табунщика:

– Разве тебе неизвестно, что всем распоряжается старший?..

Конечно, это не был ответ на вопрос, но дело в том, что Ибрагим не договорился с братом, как делить приплод в табуне и стаде… Долго ездил он по дорогам, прежде чем вернуться домой и сообщить Тау-Султану о жеребенке. Наконец, поздно вечером он въехал во двор. Тау-Султан не позволил слуге помогать старшему брату, сам встретил его и отвел взмыленного коня в конюшню. А тем временем Ибрагим колебался: просто ли приказать брату отказаться от жеребенка в свою пользу или устроить какую-нибудь хитрость. Он ничего не решил и ничего не сказал брату. На следующий день он опять колебался и опять смолчал. И так приблизил к себе Ибрагим духа зла и зависти…

Не прошло и несколько дней, как оба брата были приглашены к соседям на свадьбу – недалеко жили соседи, ближе, чем отсюда до того дуба. – Биберд показал на старый дуб, под которым стоял