Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вспомнил. Я живу с навкой, мы снимаем квартиру на…»
– Давай, малыш, говори. Никто никогда не узнает, что именно ты нам сказал. Знать будем только мы.
А водитель?! Вот он, стоит рядом, рот полуоткрыт, в глазах удивление с изрядной долей гадливости…
– Спасибо. – Клав неловко ему кивнул. – Я… уже сам доберусь… Вы поезжайте…
Хмыканье. Звонкий хлопок дверцы; Клав дождался, пока машина отъедет.
– Я…
Как гнусно. Как стыдно.
– Я… был… с девчонкой. Я… на улице… в общем, я ей заплатил.
Губы его еле двигались. Сейчас он сам верил в то, что говорил, верил для пользы дела – но ощущение было, будто он купается в сточной канаве.
– Она сама ко мне подошла, честное слово… На улице… сейчас вспомню… на углу проспекта и Прорывной, возле подземного перехода…
Перед глазами у него встала картина города. Чем больше подробностей, тем достовернее.
Чугайстеры молчали. Выслушали до конца.
– Адрес? – негромко спросил высокий, когда Клав, опустив плечи, умолк.
– На улице Вечного Утра. Там такая гостиница… вернее, там несколько. Она взяла номер на час…
– За час справились?
Это не удержался от насмешки другой чугайстер, тот, что пониже.
– Сколько? – коротко поинтересовался высокий.
– А?
– Сколько стоил номер?
Клав захлопал ресницами:
– Не знаю… Она сама платила…
Одно из двух. Либо сейчас его посадят в машину и повезут отслеживать номер, в котором он якобы был, и при некоторой дотошности скоро поймают на лжи. Либо махнут рукой – потому что на улице Вечного Утра полным-полно сомнительных гостиничек, сдающих номера на час-другой и никаких документов при этом не спрашивающих. Плати – и вперед…
Чугайстеры смотрели друг на друга. Решали. Им трудно было предположить, что мальчишка-подросток умеет так врать. Они не знали Клава.
– Ты все нам сказал?
– Клянусь чем угодно! Хоть на детекторе лжи меня…
Слабые улыбки.
– У тебя есть с собой документы?
Он вытащил из внутреннего кармана завернутый в пленку ученический билет.
– Хорошо, Клавдий Старж, третий виженский лицей… Мы не станем оповещать твоих наставников об этих сомнительных похождениях. Но в другой раз… Кстати, ты не заметил разве, что она – навь, нежить?..
Слово, как небрежно брошенный нож. Как упавший топор.
– Нет, она человек, – сказал он шепотом. Чугайстеры ухмыльнулись одинаково, как братья.
– Главная ошибка, – медленно сказал высокий. – Люди часто видят в них людей… И даже боятся выдавать их в наши руки. Мы-де мучители… А они нежить, мальчик. Они навь. Это, как бы объяснить… если бы к тебе пришел убийца в маске красивой девушки. Или, что еще хуже, в маске твоей матери…
Клаву захотелось сесть. Прямо на влажный асфальт.
Клаву хотелось орать: чушь! Что вы городите, убийцы – это вы сами!..
Но он смолчал, заткнув себе рот дешевой удушливой сигаретой.
– Входи.
Ивга прищурилась от внезапно брызнувшего света. Почему-то она ожидала увидеть здесь грязь и линялые обои – наверное, на нее произвел впечатление темный мрачный подъезд; прихожая оказалась чистой и добротной, даже красивой, и единственным ее недостатком была поразительная теснота.
Впрочем, нет, был еще недостаток; Ивгин нос дернулся, ощутив едва слышный запах нежилого дома.
– Проходи, проходи… Тут сложно разминуться вдвоем.
Массивная вешалка была пуста, и Ивга испытала мгновенный трепет, нанизывая петельку своей куртки на медный изогнутый крючок.
– Это… здесь кто-то живет?
– Иногда я. – Инквизитор извлек из ящика для обуви пару женских домашних тапочек. – Иногда никто… Вот, примерь.
Тапочки были почти новые; Ивга замешкалась. Ей редко доводилось надевать на себя чужие вещи, и всякий раз она испытывала внутреннее неудобство, ей казалось, что прежний хозяин одежды оставил в ней частицу себя. Тепло своего тела… а может быть, свою тень.
Инквизитор искоса взглянул, хотел что-то сказать – но промолчал и ушел в комнату. Ивга, не раздумывая больше, нырнула ногами в тапки. Они оказались чуть велики.
Комнатушка была под стать прихожей – добротная, даже роскошная, но поразительно тесная; два мягких кресла и книжный шкаф занимали почти все ее пространство, оставляя свободными лишь потолок да узенькую ленту дорожки на полу. На книгах лежала пыль – потянув носом, Ивга ощутила ее запах.
– Никто тут не убирает, – равнодушно заметил инквизитор. – Если хочешь – можешь попробовать. В постельной тумбе чистое белье, в ванной горячая вода… Вообще, что найдешь – то твое. Пользуйся, потом положишь на место…
– Это тоже… ваш дом?
Инквизитор поморщился, удрученный ее недогадливостью:
– В общем-то… да. Это тоже в некотором смысле мой дом… Продукты в сумке. На кухне есть холодильник, посуда, кое-какие консервы… Хочешь – ешь. Телефон в спальне, хочешь – звони… Но одно условие будет железным, Ивга. Не переступать порога. Даже если пожар.
Она с трудом улыбнулась:
– Ну если пожар, я, наверное…
Не отвечая на ее улыбку, инквизитор качнул головой:
– Нет. Был бы нормальный замок – я бы тебя запер без размышлений. Но, поскольку заведение планировалось как квартира, а не как тюрьма, единственным замком здесь будет твой здравый смысл. Потому как, Ивга…
Глаза его сухо блеснули. Ивга показалось, что вокруг ее головы сжимается железный обруч.
– Потому как, – инквизитор отвернулся, – оказывая сейчас услугу моему другу Митецу, я делаю то, чего делать, собственно, никак не должен. Но если тебя возьмет патруль – а я надеюсь, он обязательно тебя возьмет, стоит тебе появиться в городе, – ты окажешься в изоляторе на общих основаниях. Тоже, в общем-то, не конец света – но ты ведь хотела этого избежать?
Ивга поспешно кивнула:
– Я… да. Спасибо, я не…
– Вот и хорошо. – Инквизитору, казалось, было скучно выслушивать ее сбивчивые благодарные заверения. – Сюда никто не придет, здесь ты в полной безопасности… Сиди тихо, Ивга. До встречи.
– До… свидания, – выдавила она.
На оконном стекле, давно не знавшем мытья, подрагивали редкие капли прошедшего дождя; прислонившись к стеклу горячим лбом, Ивга смотрела, как человек в длинном темном плаще выходит из подъезда. Не спеша пересекает маленький скудный дворик; его зеленая, как крокодил, великолепная машина выглядит здесь случайным залетным гостем, но мелкая детвора, оседлавшая веревочные качели, не спешит лопаться от любопытства. Подошли, посмотрели – и вернулись к своему развлечению; стало быть, не в первый раз господин Клавдий Старж оставляет перед скромным домом своего не вполне скромного «Графа». «Это тоже в некотором смысле мой дом…»