– Как интересно. Ты знаешь, а я, наверное, соглашусь. Но ты, Артуа, должен запомнить следующее: приличные девушки в гостях ведут себя очень скромно, и если ты надеешься…

– Да мне и в голову не придет ничего такого, чего бы тебе не хотелось. Просто я буду очень, очень рад увидеть тебя в своем доме. И вопросов больше не будет, ведь императрица не станет наносить визиты мужчинам, которые ее не устраивают как… Ну в общем, ты понимаешь.

Дав обещание посетить меня в моем новом доме, Янианне вдруг захотелось подарить мне что-нибудь на новоселье. Пару минут поразмышляв, она спросила, что бы мне хотелось получить от нее в подарок.

– Картину, – ни секунды не размышляя, коротко ответил я.

– Картину? – Похоже, просьба ее немного удивила. – Какую картину? Тебе что-нибудь понравилось, или любую, на мой вкус?

– Любую, на твой вкус, но с одним-единственным условием: я хочу, чтобы это была твоя картина, то есть написанная тобой.

Девушка на миг застыла, затем сказала:

– Так, Артуа, признавайся – откуда тебе известно, что… Ты не можешь знать, но все равно… – Было заметно, что Янианна волнуется.

– Пожалуйста, успокойся, мне никто ничего не говорил. Просто я однажды заметил маленькое пятнышко краски между твоих пальцев, и еще вот это… – С этими словами я вынул из внутреннего кармана ее первое письмо с изображением зеленых существ, сидящих на лавочке и любующихся звездами.

Янианна еще о чем-то подумала, затем спросила:

– Артуа, ведь ты не будешь смеяться, честное слово?

Господи, да чего ты так волнуешься? В моем мире это называется хобби, и еще говорят, что счастье – это когда хобби становится работой. Но это дома, а здесь все другое, здесь нет ни женщин-музыкантов, ни поэтесс, ни художниц. Да и в моем мире, если я попробую вспомнить имя хотя бы одной из художниц, у меня вряд ли получится, как ни старайся. Вероятно, они есть, но чтобы очень известные – нет, не вспомнить.

Яна продолжала пытливо смотреть мне в глаза. Наверное, это трудно – тщательно скрывать от всех то, что наиболее тобой любимо, а если человек, не совсем тебе безразличный, еще и посмеется над этим…

Я обнял девушку и заговорил, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно убедительнее:

– Янианна, ты обязательно должна мне показать свои работы. Я их еще не видел, но уже сейчас уверен, что они великолепны, как великолепно все, связанное с тобою.

Она помедлила миг, затем решительно позвала за собой.

Мы остановились перед неприметной дверью. Яна извлекла ключ из-под небольшой статуэтки, стоявшей на постаменте в нише, открыла им дверь и пропустила меня внутрь.

Так, наверное, и должна выглядеть студия художника, вернее, художницы: большая светлая комната, насквозь пропитанная запахом краски и еще чего-то не очень знакомого, множество полотен – оконченных, недописанных, едва начатых. Баночки с красками, кисти всевозможных форм и размеров, пустые подрамники и еще много всего такого, чего не бывает в других местах. Девушка торопливо прикрыла незаконченный мужской портрет, показавшийся мне неуловимо чем-то знакомым, и застыла в ожидании моей реакции.

Однажды мне довелось побывать на выставке картин Рерихов, отца и сына. Из меня плохой ценитель живописи, но, рассматривая картины отца, Николая Рериха, я чувствовал энергетику. А вот с работами Святослава было совсем иначе, хотя манера исполнения у них, на мой взгляд, совершенно одинакова. Отсутствие полутонов, тематика, манера – одинаково все, но энергетика… Не знаю, существует ли она на самом деле, но ведь в музыке мы ее ощущаем…

В картинах Яны она была, я ее чувствовал, как чувствовал ее эмоции, передаваемые ею через полотна. Вот на этом холсте присутствовала легкая печаль по уходящему дню, от картины, изображавшей портрет ее отца, исходила горечь утраты…

Поцеловав кончики ее пальцев, тех самых, что держали кисть, написавших эти картины, я сказал, нисколько не кривя душой:

– Они великолепны, Яна, и не потому, что это твои картины. Я сказал бы то же самое любому другому человеку, написавшему их.

Девушка обрадовалась искренне, как радуются дети долгожданному подарку.

– Артуа, тебе действительно понравилась моя мазня?

– Не говори так о них, они заслуживают совсем другого отношения.

– А что бы из них тебе хотелось получить?

Ну конечно же вот эту картину, на которой изображено окно с виднеющимся через него садом, тем самым садом, который видно из окна этой комнаты.

Когда Яна поинтересовалась, почему именно эту, мне пришлось, преодолев смущение, признаться, что на ней изображено место, с которого я смотрел на ее окна, когда забрался в сад следующей ночью после первого нашего свидания в надежде ее увидеть.

– Ты был в моем саду, не обманываешь?

– Нет. – Я помотал головой. – Просидел довольно долго. Потом прибежал Бобс и уселся рядом.

– Его не могло там быть, Артуа.

– Ну как не могло, я еще сказал ему, что, если нам очень повезет, мы сможем увидеть самую красивую девушку на свете.

– А он что?

– Он только зевнул. Тогда я обиделся и заявил, что у самой красивой девушки на свете совсем не обязательно должна быть густая черная шерсть и длинный пушистый хвост. Бобс лизнул меня в щеку и убежал.

– Артуа, там не должно было быть Бобса, его там просто не могло быть.

– Как не могло? Наверное, опять сорвался с привязи и убежал.

– Собаку увезли на следующий день, это совершенно точно. Получается, либо ты меня обманываешь, либо… Скажи, Артуа, Бобс не показался тебе странным?

– Нет, он был точно такой же, как и тогда, когда выскочил на аллею. Разве что стал чуть больше – или это мне действительно показалось?

Яна пристально посмотрела мне в глаза, но я не стал отводить взгляда, потому что действительно был в саду в ту ночь, и ко мне действительно подбегал Бобс.

Конечно же Янианну я встретил не в одном ордене и со шпагой. Яна в самом деле была в темном платье, которое очень ей шло, и в шляпке с темной вуалью. Конспираторша из нее никакая – невозможно спрятать манеру держаться и блеск многочисленных бриллиантов, но у девушки появилась новая игра, и я как мог подыграл ей, заявив, что она очень удачно замаскировалась.

На мою попытку обнять ее Яна ответила мне взглядом, в котором читалось – барон, я вас уведомила заранее, никаких фривольностей. Как скажешь, солнышко, для меня радость и просто смотреть на тебя.

Вообще я очень волновался – что она, с детства окруженная роскошью, скажет о моем жилище? Мой дом еще только обживался, в нем не хватало многого, что я хотел бы видеть.

Мы шли по коридору, и время от времени Янианна останавливалась перед очередной дверью – а это что? Здесь будет библиотека, вернее, она уже есть, но книг еще очень мало. Собирание книг – это такое занятие, которому можно посвятить всю жизнь. Мы зашли в библиотеку. Яна рассматривала книги, проходила между еще практически пустых стеллажей, а мне так хотелось прижать ее к себе и целовать…