А как поступил бы Омельченко на Сакском аэродроме, будь он командиром? Как-то Меньшиков спросил у него об этом. Заместитель ответил уклончиво:

— К счастью или к сожалению, такой возможности мне не представилось.

Вот и понимай как хочешь…

Меньшиков не успел дойти до КП, как услышал сквозь вой ветра рокот моторов. Поднял голову и увидел заходивший на посадку Ли-2. С чем пожаловали представители штаба дальней бомбардировочной авиации и дивизии?

Ли-2 приземлился и порулил на самолетную стоянку, куда уже мчалась эмка, вызванная Меньшиковым из автопарка.

Из самолета по трапу на землю спустились генерал-майор, невысокий, коренастый, лет пятидесяти, и полковник, начальник политотдела дивизии.

Генерал выслушал рапорт командира полка до конца, подал руку, но как-то холодно, в силу необходимости, и поспешил в машину — ветер, видно, пробирал его насквозь.

— Разрешите с вами? — спросил Меньшиков.

Генерал кивнул на заднее сиденье.

Меньшиков подождал, пока сядет полковник, и примостился рядом с ним.

— Во сколько вылет на разведку? — Генерал посмотрел на часы.

— Через час двадцать, — ответил Меньшиков.

— Тогда давай на КП. — Шофер включил скорость.

Командный пункт располагался в одном из деревянных аэродромных домиков, продуваемых всеми ветрами. В небольшой комнате руководителя полетов, заставленной телефонами и радиоаппаратурой, было тесно и неуютно, зато от раскаленной докрасна «буржуйки» веяло спасительным теплом, и генерал сразу подобрел, сунул руки к печке, крякнул от удовольствия. Погрел руки, глянул на дежурного по полетам и радиста:

— Никого в воздухе нет?

— Пока нет, товарищ генерал, — ответил руководитель полетов.

— Тогда я вас попрошу: оставьте нас минут на пятнадцать.

Руководитель полетов и радист моментально исчезли. Генерал отошел от печки, сел во вращающееся кресло.

— Ну, рассказывайте, майор, как воюем, как выполняем приказ Ставки и лично товарища Сталина?

— Неплохо воюем, товарищ генерал. Два дня назад на железнодорожной станции Чаплино серией бомб разрушена казарма и столовая немцев. По имеющимся у нас данным, там погибла не одна сотня солдат и офицеров. Двенадцатого января наши бомбардировщики в Павловграде накрыли штаб немецкой дивизии — прямое попадание. Так что приказ Ставки и лично товарища Сталина выполняем.

— Так… А сколько экипажей планируете сегодня для удара по Мариуполю?

— Пять, товарищ генерал.

— Почему так мало?

— Не успеваем подготовить. Техсостав и сейчас трудится. Не хватает подогревательных печей, маслогрейка мала. И самолеты, сами знаете, битые-перебитые, требуют особого ухода.

— Какие будут пожелания, просьбы? — Вот теперь тон генерала спал.

— Пожелания, просьбы, разумеется, будут, — отозвался на доверительность Меньшиков. — Главное пожелание — пополнить полк новыми боевыми машинами. И летаем очень уж далеко, товарищ генерал. Фрицев за Миус отогнали, а мы сидим здесь, за полтысячи километров, по три часа моторы греем, чтобы запустить их. Какая уж тут боевая отдача?

Генерал отошел от окна, глянул на полковника, словно в чем-то его осуждал, потом на Меньшикова.

— А это вот дело говорите: больше на борьбу с морозом сил уходит, чем с фашистами. Где вы раньше базировались?

— В Михайловке. Недалеко от Ростова.

— Кто там сейчас?

Меньшиков пожал плечами:

— Наверное, никого.

— Хорошо. — Генерал повернулся к начальнику политотдела. — Вы тут работайте, Виктор Иванович, а мы займемся вопросом перебазирования. Что же касается новых самолетов, — это снова к Меньшикову, — придется пока подождать. Но будут, будут новые самолеты.

…За 17 января уничтожено 15 немецких самолетов…

(От Советского информбюро)

Ли-2 летел над самой землей, и Меньшиков, глядя в иллюминатор, видел ровные покрытые снегом поля без конца и края, наметенные кое-где сугробы, клубящуюся поземку. Редко попадались небольшие селения с приземистыми, крытыми соломой хатенками, занесенными почти под самые крыши снегом, безлюдные, пустынные. И ни клочка леса — снежная пустыня, да и только.

Но чем дальше тянули моторы самолет и подгонял его ветер, тем чаще попадались селения, тем холмистее и неровнее становилась земля; у домов — это уже были не хатенки, а дома, крытые железом или черепицей, — начали появляться палисадники, сады. И это волновало Меньшикова, казалось более близким, родным.

Они летели на старое место базирования, можно сказать, к себе домой. Правда, Михайловский аэродром не Сакский, это даже не аэродром, а большой, с чуть заметным покатом луг с неширокой речушкой-переплюйкой без названия, в которой воробью по колено. На лугу до войны размещалась районная МТС. Излишком жилплощади работники машинно-тракторной станции не располагали — три домика, клуб да мастерская, но их хватило для сильно поредевшего полка и БАО: в клубе разместился летный состав, один дом занял штаб, другой отвели под столовую, в третьем посменно отдыхали авиаспециалисты. Вырыли еще несколько землянок под складские и другие нужды.

Травяной покров луга и покатость, не задерживающая воду, позволяли летать с этого аэродрома до поздних осенних дождей. В ноябре, правда, полку пришлось покинуть аэродром не из-за ненастья, а из-за фашистов — их войска прорвались к Ростову. Теперь немцы за Миусом, снега в Ростовской области выпадает мало, его можно либо укатать, либо расчистить. Да и весна не за горами — здесь, как и в Крыму, в феврале теплеет.

От одной только мысли о тихой погоде с щедрым солнцем ему захотелось как можно быстрее вырваться из Сальских степей от сухих трескучих морозов, от пронизывающих ветров. Здесь и земля щедрее, и люди позажиточнее, подобрее, и все артерии снабжения войск проходят. А у сытого бойца и настроение лучше, и воюет он азартнее…

Не опередили ли их? Аэродром мог приглянуться фронтовой авиации — истребителям, штурмовикам, легким бомбардировщикам. И согласится ли на перебазирование командующий фронтом?

Впереди показалась длинная, вытянутая вдоль реки станица. «Михайловка», — узнал Меньшиков. В трех километрах от нее — их бывший полевой аэродром.

Ли-2 накренился и стал виражить над станицей. Меньшиков на окраине увидел мальчишек, катающихся с горки на досках: санок здесь не строят из-за малоснежной зимы. Только этот год выдался необычно холодным, метельным.

Вот и аэродромное поле. Все пусто, припорошено чистым белым снегом. Пустить трактор с волокушей, а потом с катком — и через сутки взлетно-посадочная полоса будет готова… И домики стоят целехонькие, манящие теплом, уютом. С каким наслаждением Меньшиков поспал бы сейчас на пахнущем сене, которое тогда было настелено прямо на полу клуба, на сцене, где разместился командный состав.