Он должен был еще приехать на выходной, только меня уже не застанет. Я просила врача повременить, но получила категоричный отказ. Мне нужна срочная операция, и сделать ее могут только в современном медицинском центре. Осколок в затылке засел слишком глубоко и если он сдвинется, то последствия могут быть печальными. Либо снова кома, либо вообще нечто непредсказуемое.

Операция прошла успешно, как сказал мне врач, когда я очнулась от наркоза. Я разглядывала мужчину средних лет, в голубом хирургическом костюме, он выглядел странно, вокруг него было свело-золотистое свечение, которое переливалось и мерцало. Он рассказывал мне, как будет проходить дальнейшее лечение, а я любовалась его аурой. Так красиво…

— Родителям твоим мы сообщили, что операция прошла успешно, сегодня к вечеру посмотрим, если все будет хорошо, то разрешу посещение. Они пока ждут в гостинице, рядом с клиникой. Еле отправил их отдохнуть.

— Доктор… а почему вы светитесь? — шепчу врачу, на бейдже вижу имя, когда он склоняется ко мне, чтобы расслышать вопрос. Родион Васильевич Сумороков.

— В смысле, я свечусь?

— Я вашу ауру будто вижу.

— Хм… странно. Но, может ты пока от наркоза не отошла.

Я замечаю тревогу в серых глазах. Что-то не так, и доктор просто меня пугать не хочет. Записывает в блокнот, внимательно оглядывая мое лицо. Потом достает из кармана какую-то вещь, показывает ее мне.

— Это эспандер, разминать пальцы. Скажи, он тоже светится?

Да, и эта штука светится, о чем я сообщаю доктору. Он кивает, потом берет что-то с тумбочки.

— А эта ложка, она светится?

— Нет, — закрываю глаза от усталости, потом снова открываю, смотрю на руку мужчины. Ложка, как ложка.

— Да уж, — хмыкает доктор и снова пишет в блокноте. — Ну что ж, отдыхай, потом посмотрим.

— А когда можно будет позвонить? — спрашиваю, но тут до меня доходит, что нет мобильника даже, да и номер Дениса я не могу вспомнить.

— Сотовый только недели через две разрешу. Скажи номер, я сам свяжусь с абонентом и передам все, что скажешь.

— Я не помню номер… — пытаюсь сложить ускользающие цифры в голове, но чувствую только как разрастается боль от напряжения.

— Не надо пока напрягаться. Отдыхай.

Доктор уходит, а я все пытаюсь выудить из памяти номер любимого мужчины. Я его знаю, это точно. Но забыла, будто кто-то стер память. Пытаюсь вспомнить лицо Дениса и просто мутное пятно вижу мысленно. Паника накрывает, когда понимаю, что даже не помню цвет его глаз. Перебираю лица родных, воспоминания о разных предметах, событиях. Половину будто стерли. Это так мучает, что хочется кричать.

Надеюсь, что все восстановится, а то просто жутко.

Встреча с родителями порадовала, подняла настроение. Мама роняла слезы на мои пальцы, которые беспрестанно целовала и повторяла, что теперь будет все хорошо. Папа тихо стоял в сторонке и вздыхал, облегчение чувствовалось в его вздохах. Представила, что испытывали мои родные, глядя на меня, когда была вне сознания. Безысходность. Поэтому сейчас только улыбалась им и безропотно сносила их жалостливые эмоции.

— Как там сестренка? — спрашиваю тихо и вижу на лице мамы восторг. — Как малышня?

— Ох, такие непоседы, Мирон задира стал совсем, на детской площадке приходится быть начеку, иначе отберет у детворы игрушки и еще отлупит. А Матвейка уже бегает вовсю! Не остановишь мальчишку. Измучили нас с дедом, с ними не присядешь даже, пока Олька на работе.

Да, представляю, какая кутерьма творится в доме. Сестра недавно вышла на работу, а мама наоборот, уволилась, сказала, что будет зарабатывать дома и приглядывать за внуками. Думаю, скоро она пожалеет о таком решении.

Все хочу спросить про Дениса, но, зная мамино к нему отношение, не решаюсь. Она до сих пор винит парня в моих несчастьях и одиночестве. Но только я ничего не могу поделать, сердцу не прикажешь. Лицо его так и не могу вспомнить и меня это убивает. Зато помню голос и ощущения, когда ласкал, поцелуи помню. Хоть это успокаивает.

Я любуюсь аурой родителей, такая красивая, розово-фиолетовая. Наверное, это цвета радости и тревоги, но очень красиво смотрится. У папы больше темного цвета, почти пурпур, а у мамы светло-розовая, с фиалковой каймой. Не буду говорить им об этой особенности моего зрения, им и так переживаний хватает.

Интересно, а какого цвета аура у Самойлова? Наверное, красная. От злости. Не любит, когда я косячу, обязательно отругает меня за безрассудство, когда приедет. А он скоро приедет, чувствую.

Мама кормит меня обедом, дует на ложку с супом, потом подносит ко рту, будто я сама не могу справиться. Но молчу, не хочу обижать ее, ведь родителям досталось больше боли, чем мне, я не чувствовала ничего с момента обстрела. Будто не со мной все было.

Потом, с разрешения доктора, папа приносит цветы, красивые и яркие герберы, пересыпанные мелкими белыми хризантемами. Мама все щебечет, украшая букетом безликий стерильный подоконник. Дай ей волю, всю палату бы превратила в оранжерею, лишь бы мне было выздоравливать веселее.

Родители пробыли со мной еще пару дней и уехали после выходных, по моему настоянию. Слишком много внимания и опеки для меня. Я еще не могла вставать, большую часть дня и ночи спала от слабости, а папа и мама смиренно сидели рядом и ожидали моего пробуждения, радовались, когда открывала глаза. Боялись, что повторится мой недавний беспробудный сон. И я стала стесняться спать, чтобы не пугать родителей. А потом попросила доктора сказать им, что у меня все стабильно, и спровадить заботливых родичей к внукам. Там они нужнее.

Еще поторопилась избавиться от них, потому что не хотела, чтобы нос к носу столкнулись здесь с Денисом. Я так и не смогла вспомнить его номер, что странно, раньше на память не жаловалась.

Через неделю мне разрешили вставать, понемногу гулять, держась за стенку. Я выходила в длинный коридор, добиралась до окна, выходящему на ворота и двор клиники, стояла, наблюдая за прохожими. Вдруг увижу среди них любимого мужчину. Волнение накрывало с головой, ведь Самойлов так и не приехал.

Букеты, которые принес папа, завяли, санитарка выкинула их, но однажды утром, среди недели появился еще один роскошный букет. Он ярким пятном выделялся на подоконнике в моей тесной одноместной палате, когда открыла глаза, то сразу увидела.

— А кто принес этот букет? — спрашиваю у молодой девушки, ловко орудовавшую шваброй под моей кроватью, запах антисептика бьет в нос так сильно, что голова начинает болеть.

Девушка в голубом больничном костюме оглядывается, а потом пожимает плечами.

— Какой букет? — спрашивает она, а я киваю на подоконник.

Встаю с кровати и по сухой части пола прохожу к окну, любуюсь красивыми белыми розами с розовой каймой по краю лепестков. Касаюсь носом невесомой нежности, вдыхая травянистый аромат бутонов. Оборачиваюсь на санитарку, она недоуменно глядит на меня, застыв с тряпкой в руках.