Какой-то наглый приземистый тип прямо перед нами помогает своей супруге блевать в бачок… Он подбадривает ее…

«Давай, Леони!.. Не бойся!.. Я здесь!.. Я держу тебя!» Вдруг она поворачивает голову по направлению ветра… Вареное мясо, приправленное луком, салом и чесноком, клокотавшее у нее в глотке, летит мне прямо в физиономию… У меня набивается полный рот фасоли, томата… а ведь мне уже нечем было блевать!.. Теперь снова есть чем… Я слегка напрягаюсь… внутренности снова поднимаются… Ну, держись!.. Пошло!.. Весь набор уже у меня в горле… Я выверну ей прямо в рот все мои кишки… Я приближаюсь ощупью… мы тихонько подползаем… Беремся за руки… падаем… Крепко обнимаемся… и блюем друг на друга. Мой добрый отец и ее муж пытаются нас разнять… Они тащат каждый в свою сторону… Им не понять, что происходит…

Прочь, низменные чувства! Буа!.. Этот муж просто грубый упрямый чурбан!.. О крошка, мы поблюем вместе!.. Я выдаю его красотке прекрасный клубок лапши… с томатным соусом… Трехдневный сидр… Она возвращает мне швейцарский сыр… Я посасываю его волоконца… Моя мать запуталась в канатах… пытается выбраться… Песик тащится за ней, вцепившись в юбку… Все уже измучились с женой этого детины… Меня грубо оттаскивают… Чтобы вырвать меня из ее объятий, он лупит меня ботинком по заднице… в стиле «великий боксер»… Мой отец пытается его задобрить… Но он не успевает сказать и двух слов, как тот отвешивает ему такой удар кулаком прямо в желудок, что отец растягивается на лебедке… Но это еще не все!.. Эта скотина прыгает ему на спину… Он уже разбил ему всю физиономию… И наклоняется, чтобы добить его… У отца течет кровь из носа… она мешается с блевотиной… Он, пошатываясь, цепляется за мачту… Наконец падает… Но муж все еще не удовлетворен… Воспользовавшись тем, что меня относит волной… он бросается на меня… Я отползаю… Он отбрасывает меня в уборную… Как настоящий таран… Я упираюсь… И со всего маху влетаю в двери… Попадаю к изнеможенным субъектам… ворочаюсь в этой куче… Я попал в самую середину… Они все без штанов!.. Я тяну за цепочку… На нас обрушивается настоящий смерч! Мы буквально утонули в горшке… А поток блевотины не иссякает… Я уже не знаю, жив я или мертв…

* * *

Всех привела в чувство сирена. Одни потащились в «waters». Другие прилипли к иллюминаторам… Вдали виднеется огромное кружево свай… Мы смотрим на Англию, как будто приплыли в Потусторонний Мир…

Здесь тоже есть зелень и скалы… Но гораздо более темные, неровные, чем показалось в первый момент… Вода уже стала совсем гладкой… Можно спокойно блевать… Но позывы прекратились. Моя мать периодически начинает плакать, вспоминая, как она блевала… Я весь в синяках… Перед подходом к берегу в рядах пассажиров воцаряются тишина, страх и беспокойство. Мертвецы не могли бы вести себя тише.

Судно бросает якорь, еще два-три раза дергается и, наконец, встает. Мы начинаем рыться в поисках билетов… Пройдя таможню, пытаемся немного прийти в себя. Моя мать выжимает юбку, с нее течет ручьем. Отец сильно потрепан, у него отсутствует кончик уса. Я стараюсь не смотреть, у него под глазом темнеет фингал. Он прикладывает к нему платок… Все понемногу успокаиваются. Дорога еще немного покачивается. Мы идем вдоль лавок, крошечных, как у них принято, с закрытыми ставнями и маленькими ступенями, выкрашенными белой краской.

Моя мать старается изо всех сил, она не хочет быть нам в обузу, но все равно ковыляет сзади… Хорошо бы найти гостиницу, сразу же снять комнату, чтобы она могла отдохнуть… хоть минуту… Мы уже не собираемся в Лондон, мы слишком вымокли… Мы рискуем заболеть, если продолжим путешествие… И башмаки не выдержат. Они уже давно просят каши и издают такие звуки, будто идет целое стадо.

Вот и гостиница… На фасаде надпись золотыми буквами… Но перед самой гостиницей мы вдруг дрогнули… Повернули назад… Дождь все усиливается. Как только подумали, сколько здесь все может стоить… Стало страшно… Заходим в чайную… Это как раз для нас… Садимся, смотрим на чемодан… Но это же не тот!.. На таможне в суматохе мы ошиблись!.. Поспешно возвращаемся… Нашего чемодана нет!.. Тот же, что был у нас, отдают начальнику вокзала… В результате мы остаемся ни с чем!.. Хуже ничего нельзя себе представить!.. Такое могло случиться только с нами!.. В каком-то смысле это действительно так… Мой отец прав… Не во что переодеться… не осталось ни одной рубашки! Все же нужно идти… Вся деревня видит, как мы втроем тащимся под проливным дождем. Настоящие бродяги! Нужно выбрать, по какой дороге идти… Мы пошли по первой попавшейся… За последним домом…

«Brighton»… Так написано на дощечке, он в четырнадцати километрах отсюда… Это не страшно, так как мы всегда были хорошими ходоками. Правда, мы никогда не ходили вместе. Мой отец все время держится впереди… Он не очень-то горд тем, что идет с нами… Даже теперь, промокший, грязный, разбитый, он старается отделиться… Одна мысль о том, что мы с ним заговорим, причиняет ему страдание… Он сохраняет дистанцию.

Моя мать уже высунула язык, так ей больно тащить свою ногу. Она дышит, как побитая собака.

Дорога вьется между скал. Ливень усиливается. Внизу, в бездне, полной облаков и камнепада, шумит океан.

Морская фуражка отца нахлобучена почти до подбородка. Его пыльник так облегает формы, что задница напоминает луковицу.

Мама, ковыляя, снимает шляпку, ту самую, с жаворонками и вишенками. Ее оставляют на память кусту… Вокруг вьются и кричат чайки. Они, должно быть, как и мы, поражены видом тяжелых грозовых туч… Сгибаясь под порывами ветра, мы не теряем присутствия духа… Скалы, подъемы, как волны, еще и еще… бесконечно… Мой отец постепенно скрывается в тумане… Растворяется в потоках ливня… Видно, как он уменьшается вдали, на другом склоне.

«Поднимемся еще на эту, Фердинанд!.. И я отдохну! Как ты думаешь, он уже видит этот „Бриштон“? Как ты думаешь, это еще далеко?..» Ее силы на исходе. Сесть невозможно. Все пригорки размокли… Ее одежда села так, что рукава доходили лишь до локтей… Ботинки раздулись, как бурдюки… Вдруг нога матери подгибается… Подается под ее весом… И она падает вниз, в рытвину… Ее голова зажата… Она не в состоянии даже шевельнуться… Пускает пузыри, как лягушка… Дождь в Англии — это подвешенный в воздухе океан… В нем постепенно тонешь…

Я громко зову на помощь отца… Мама сползает все дальше! Я тащу ее изо всех сил. Дергаю. Все напрасно!.. А вот и наш путешественник. Он обалдел от тумана. Мы напрягаемся вместе… Тянем и тянем, раскачиваем ее. Выкорчевываем из густой грязи… Она продолжает улыбаться. Ей доставляет особое удовольствие снова видеть своего Огюста. Она спрашивает у него, что нового… Не слишком ли он устал?.. Что он видел на краю утеса? Он ничего не отвечает… Только говорит, что нужно пошевеливаться… Необходимо вернуться в порт поскорее… Еще сто подъемов, сто спусков… до полного изнеможения. Наша дорога стала неузнаваема, настолько гроза ее перепахала… Наконец показались огни… порт и маяки… Уже глубокая ночь… Держась друг за друга, пошатываясь, мы снова проходим мимо того же отеля… Ничего не истратив… Никого не встретив… Никакой одежды у нас больше нет, лишь те жуткие лохмотья, что на нас… У нас такой изможденный вид, что на судне к нам проявляют участие… Разрешают перейти из третьего во второй класс… предлагают лечь… На вокзале в Дьеппе мы ложимся прямо на скамейки… С возвращением больше нельзя медлить… В поезде разыгрывается еще одна сцена по поводу маминых запоров…