«А здесь не скучно? – поймал он себя. – Ведь невозможно же, волком же взвоешь… Впрочем, нет, здесь-то по всем параметрам не скучно. Но лучше скука, чем такая жизнь. Там скучно, а здесь скученно, и от этой скученности люди звереют. Нельзя же в самом деле запихнуть шесть тысяч человек в стальной куб с ребром в двести метров и всерьез рассчитывать на то, что им здесь будет хорошо и воцарится тишь да гладь. Бред это, хотя, конечно, мера вынужденная, удобная для управления, невозможно себе представить мало-мальски эффективное управление вне этой скученности и непрерывной малопонятной возни, черт знает что это будет, а не управление. И все же люди должны жить как-то иначе, – подумал Шабан. – Но я не знаю – как. Наверное, нужен маленький домик с видом на горы, тишина, узкий круг приятных и неназойливых соседей, и чтобы на ветру в окно стучали ветви деревьев. Пусть даже не земных деревьев, а местных, не всех же тошнит от их вида, можно подобрать себе соседей, которых не тошнит. И пусть обязательно будет Лиза, пусть она встречает меня, грязного и уставшего, пусть она меня моет и кормит и вообще пусть занимается мною, а потом, когда я немного отдохну, я займусь ею, ее и сейчас нужно учить разговаривать, вдалбливать ей словарный запас, потому что говорит она все-таки плохо. Но у нее все впереди, она лишь полгода назад произнесла первое слово, и значит, можно надеяться на большее. Потом я научу ее читать. Потом – думать, это очень важно. Они говорят – модель. Что они знают о моделях? Немногим больше, чем я, а я – ничего. А у моделей гигантские неиспользованные возможности, я это чувствую. И может быть, Лиза очень скоро заткнет меня за пояс, может быть, я окажусь именно той ступенькой, с которой она рванет… Но до той поры мы будем проводить долгие вечера вдвоем, я стану ее учить и охрипну, потому что знаю, что это такое – учить модель, – и буду счастлив, замечая, что она научилась чему-то новому, а потом за окном стемнеет и Лиза начнет вопросительно поглядывать на постель, проявляя атавистические признаки своего предназначения, а я буду делать вид, что ничего не замечаю, а потом выйду из себя и рявкну. Потому что вот она – постель, потому что впереди ночь, одна на двоих, и сдерживаться, право же, очень трудно…»

Стой, оборвал он себя. Нашел время. Очередная утопия на тему «как было бы хорошо, если бы…». Если бы что? А если Штуцер донесет, даже не из корысти и не из чувства долга, о котором он знать ничего не знает, а просто так, потому, допустим, что ему не нравится моя физиономия? Утопии – это опасно. Они похожи на надгробия, поражающие стройностью линий и потому очень привлекательные на вид. А в глухую защиту не хочешь ли? С головою? Не рассчитывая ни на что и отдавая по куску то, что есть, не хочешь ли? «Ты везунчик, – говаривал Менигон. – Тебя мало били. А надо бы». Сказано: будет страшно. Кому страшно и в каком смысле? Нужно очень постараться, чтобы стало еще страшнее, чем есть. Война, что ли? Что там сказал Менигон про анклав? Война с Коммуной – это смешно. Анклав не Хинаго – прихлопнут убогого и не заметят, как прихлопнули. Да и зачем? Кому он нужен, анклав, со своим натуральным хозяйством и тощими рудами? Никому, и это правильно.

– Ты по делу? – напомнил Штуцер, хрупая лангустом. – По какому?

Лангуст оказался вкусным. Дожевав членистоногое, Шабан нашел свежую салфетку и вытер руки. Со Штуцером не стоило темнить, по части уверток Штуцер был мастером. На всякий случай Шабан прислушался. Было тихо. С подбородка Штуцера капал сок. «Близнецы» сидели во внутренней комнате и не издавали ни звука. Вероятно, подслушивали.

– Ты вот что, – решился Шабан. – Ты мне сколько должен?

– Я? – удивился Штуцер и наморщил лоб. – А ведь и верно – должен. А вот сколько? Это ты должен помнить, брал-то я у тебя, не у кого-нибудь.

– У других ты тоже брал, – сказал Шабан. – А мне ты должен триста монет. Теперь припоминаешь?

Штуцер развел руками.

– Должен так должен. Принимаю на веру. И когда это я у тебя брал? Нет, не помню. Триста монет – надо же…

– Считай, что они твои, – сказал Шабан. – И дам еще сто, если будешь держать язык за зубами. Идет?

– Это насчет чего за зубами? – ненатурально удивился Штуцер. – А-а, догадываюсь. Угу. Так это была твоя блондиночка? Хороша киска, не отрицаю, сразу и не скажешь, что модель. Так в чем проблема?

– В твоем языке, – сказал Шабан, сдерживаясь. – Проглоти.

– А как же, – пообещал Штуцер. – За пять сотен проглочу обязательно.

– За сотню, – сказал Шабан. – Ну так и быть, за две. Но не больше.

– Жмот, – сказал Штуцер. – Не я, так другой. Тебе все равно прямая дорога на шельф, зачем тебе там деньги? Ладно, пусть будет двести. Считай, даром. Другой бы на моем месте потребовал бы с тебя твою киску на ночь, но Редла-Штуцер хороший человек. Вот за это давай и выпьем. Тебе какого?

– Никакого, – сказал Шабан. – Сам пей. А я пошел. Деньги завтра. Будь здоров. – Он тяжело поднялся. – А если все-таки сболтнешь… в общем, не советую тебе болтать. Разведчики – люди грубые…

– Э, ты погоди! – последних слов Штуцер будто и не слышал. – А как же праздник?

– Спать иду, – и Шабан поднялся. – А праздник – он и завтра праздник.

– Вот и выпей, чтобы крепче спалось. И за завтрашний праздник выпей. – Штуцер скалился. – И за шельф выпей, шельф ненормальных любит, привет там передашь от Редлы-Штуцера…

Шабан махнул рукой и выпил. Вино оказалось на удивление приятным, Шабан не пробовал такого уже много лет и не подозревал, что на Прокне может существовать такое вино. Ну и ну, ухмыльнулся он про себя, делая прощальный жест. Вот тебе и Редла-Штуцер, тот еще жук полосатый. Снабженец. Апартаменты, как у Арбитра, ест-пьет в свое удовольствие, и крепкие ребята у него на коротком поводке. Вот только модели у него нет. Интересно, почему у него нет модели? При своих талантах мог бы иметь и двух, и трех… Пижон. По сути, обыкновеннейшая сошка, работает с разведчиками, и значок у него всего-то третьей степени – а как пыжится, не хочет быть тварью дрожащей. Другой бы десять раз подумал, прежде чем так зарываться. Или у него свой человек в отделе Контроля? Тогда, конечно, другое дело. Между прочим, вот кто мог бы достать значок первой степени – Штуцер. Пожалуй, тысячи за полторы сделает и даже не станет откладывать до утра. Вернуться, что ли? Шабан сделал несколько шагов от задвинувшейся за ним двери и остановился. А что, пополам с Менигоном, пожалуй, наскребем, пусть Штуцер подавится… Опасно, снабженец ненадежен. Такие обычно очень лояльны и не нарушают основ, а потому попросту берут деньги, ободряюще хлопают по плечу и бегут докладывать Лахвицу, а Лахвиц, должно быть, без лишних слов отбирает половину суммы, если не всю, и улыбается – жмурится, сытая тварь, сужая и без того невеликие глазки в крохотную щель, прежде чем мигнуть кому надо… Лучше, гораздо лучше последовать доброму совету и напроситься в разведку как можно скорее. Завтра же, и постараться, чтоб без Роджера. Выяснить все о том дыме – может быть, с ребятами все в порядке и они даже настолько осмелели, что попросту жгут старый мусор? Какая-то чушь. Или они забыли, что Живоглот очень даже интересуется такими, как они?