— Ох, — застонал он, — зачем я этому врагу продал? Ну зачем? Всего-то полграмма!

— Курочка по зернышку клюет, — улыбнулся Арнольд.

— А. — Таджик глубоко вздохнул, щека его дернулась. Он выдал замысловатую фразу на своем языке. — Ладно, буду говорить.

— Ты от Моджахеда наркоту получал?

— Нет. От Рахима. Муртазов сам ничего не дает. За него Рахимов всем раздает.

— Откуда наркотики?

— Из Москвы… У Муртазова большие связи. Я знаю, он еще в Таджикистане с русскими военными работал. Военными самолетами в Россию возили. Но недолго. Его чуть не арестовали. Он в Россию уехал, пока дело не замнут. Здесь устроился. Сначала плохо было. Потом авторитет приобрел.

— Откуда везут?

— Из Москвы. Перебой был месяц назад. Но недавно много героина пришло.

— Хороший героин?

— Не знаю.

— А Малюта?

— У Моджахеда с Малютой — война. Малюта наглый. Глупый, как щенок. Он все хочет получить. Думает, съест все и не подавится. А все не бывает.

— И Малюта начинает убивать оптовиков, которые берут наркотики у вас? — спросил Асеев.

— Чего не знаю, того не знаю. Я человек маленький…

— Как наркотики из Москвы доставляют?

— Не знаю. Человек маленький, кто мне скажет?

— Где сейчас Муртазов?

— Он ото всех скрывается.

— Почему?

— Не знаю. Боится чего-то.

— А ведь ты знаешь, где он, — встряхнул таджика Арнольд.

Небольшая пауза. Потом таджик ответил нарочито бодро:

— Не знаю.

Видно было — врет, зараза.

— Ладно. Если так, договор разорван. А Муртазову я дам звукозапись нашего разговора прослушать. — Я открыл ящик, где лежал работающий магнитофон.

— Э, так не по-мужски. — Он чуть не заплакал.

— Врать — не по-мужски.

— Муртазов квартиру снимает. — Таджик вытер со лба пот дрожащей рукой.

— Где?

— За комбинатом железобетонных изделий. Улица там вбок идет. Не помню, как называется.

— А мы вспомним. — Арнольд уселся за компьютер и вывел на дисплей карту города.

Наконец с трудом мы установили адрес.

— Убьет меня, если узнает, — сказал учитель. — И семью убьет.

— Не узнает. Не бойся.

— Я не могу не бояться… Я привык бояться, — он резко вздохнул. — Вот он где, страх, ножом вбит, — он ударил себя по сердцу…

* * *

Арнольд, развалившись на переднем сиденье и уперев колено в панель, листал изъятую у какого-то наркомана записную книжку. Этого добра у нас навалом. Иногда записные книжки содержат немало полезной информации — телефоны барыг, наркопритонов. Обычно мы отдаем списки телефонов технарям, они забивают все данные в компьютер, и тогда вырастают целые кусты связей в наркоманской среде. Так накапливается весьма полезная информация. Только отрабатывать ее нет ни времени, ни возможности. Слишком мало у нас работает людей. Слишком много наркоманов.

— Братва, вы поглядите, какой стиль, — Арнольд ткнул пальцем в книжку и нараспев выдал:

Искали счастье и покой.

Нашли разлуку и конвой.

— Определенно не шедевр русской словесности, — сказал Асеев, сидящий за рулем.

— Зато сколько чувств. Какой драматизм.

— Ничто прекрасное им не чуждо, — усмехнулся я, потягиваясь на заднем сиденье. — Стихоплеты чертовы.

— А вот еще, — перевернув несколько страниц, зачитал Арнольд:

Я сидел под могучим кишмишем,

Начиняя мозги гашишем.

— Ладно, кончай расслабляться, — сказал я и взял рацию. — Второй, что там?

— Пока глухо. Никакого шевеления.

Машина стояла в обильно поросшем зеленью дворике, рядом с котельной. За деревьями был подъезд, в нем на пятом этаже была хата, которую снимал Моджахед — Муртазов. Жил там с телохранителем — отпетым бандитом, спустившимся с гор и скучающим без ежедневного сдирания скальпов.

Сперва мы хотели вломиться в хату, но дверь была железная, пока будем вести переговоры, если что и есть на квартире, так обязательно закинут куда-нибудь, потом не найдешь. А спецназ подключать не хотелось.

Муртазов был дома. Он выходил на балкон, и в бинокль я отлично видел его одутловатое брезгливое лицо.

Нам оставалось ждать, когда он вылезет. Если в ближайшее время не выйдет, надо будет что-то придумывать.

Двор был как двор. За кустами четверо краснорожих додавливали, как классового врага, уже третью бутылку «чернил». За кустами у подъезда на лавочке мальчик, опасливо оглядываясь, тискал девочку, и все было бы ничего, если бы не совсем нежный возраст этих двух созданий. Дворничиха со скрежетом мела двор — метла у нее, что ли, железная? Звук продирал до внутренностей. Да еще, старая, бросала на нас подозрительные взоры.

— Вон, коллеги пожаловали, — недовольно буркнул Асеев, кивнув в сторону милицейской машины.

— Затовариваться, — сказал я.

— Они нам всех распугают, — нахмурился Арнольд, отбрасывая назад записную наркоманскую книженцию.

Старшина с дубинкой вылез из «Москвича» с мигалкой, потянулся, сладко зевнул и нырнул в подъезд, в подвале которого располагался оптовый продовольственный магазинчик. Через некоторое время слуга закона вышел, с трудом таща два объемных ящика.

— Пиво, — завистливо протянул Арнольд. — А у меня с утра горло сухое.

— Ничего, — кинул я. — Переживешь. Я за тебя возьмусь — ты вообще у меня только боржом пить будешь.

— Лучше сразу пристрели, как загнанную лошадь! — воскликнул Арнольд.

Скукотища страшная — так сидеть и пялиться по сторонам. Но когда это не в первый раз и, что важнее, не в последний, невольно начинаешь находить в этом занятии свою прелесть. Ты — сторонний наблюдатель, мимо тебя проходит чья-то жизнь. Вон стайка малолетней шпаны отправилась по своим делам — явно наши клиенты. Вон два опухших типа вылезли и в обнимку направились куда-то — это явно не наркомафия, это алкомафия. Ярко и дорого одетый азербайджанец с двумя русскими девахами-блондинками под ручку важно вышагивал рядом с нашей машиной.

— Браво! Молодец! — высунувшись из окна, захлопал в ладоши Арнольд. — Мужчина! В каком вендиспансере таких гарных дивчин отхватил?

Азербайджанец кинул на нас гордый, вместе с тем затравленный взор и прибавил шагу.

— Арнольд, ты громче ори! — посоветовал я. — Чтобы все слышали.

— Не, ну куда это годится? Какая-то обезьяна русских девок оптом скупает, — обиделся Арнольд.