— Я забираю ее, — решительно заявил Коули.

Снайп коротко тявкнул. Врач поднял брови.

— Да что ты говоришь? — обратился он к псу. — Ну, если твой хозяин испытывает комплекс вины… Послушайте, — он пристально поглядел на Коули, — предмет ее увлечения — вы?

— Мечтал бы им быть, — чистосердечно ответил Коули.

— Ого!… — Врач почесал в затылке. — Н-ну, в таком случае забирайте свою малютку. Первые несколько часов ее будет колотить, не исключено, что она станет нести всякую чушь… Это неважно. Главное — не давайте ей спать, как минимум, часа четыре. Хотя с этим, — он весело усмехнулся, — думаю, проблем не возникнет…

Коули твердо решил, что домой Мэри не повезет. Ей там решительно нечего делать. Чем дольше Джереми не услышит ее голоса, тем скорее «засветится». К тому же, если верить врачу, в ближайшие часы ей будет явно не до разговоров по телефону. На судьбу Джея это существенно повлиять не должно, — разве что в лучшую сторону. Подонку не надо будет заставлять ребенка рыдать в трубку.

Вспомнив доверчивые глаза Джея, Коули скрипнул зубами. Почему учитель назвал Джереми мертвецом? Что это за неугомонный покойник, который норовит утянуть за собой в могилу родных ему людей?

Тебе и во сне не приснится, девочка, о чем я передумал, пока дожидался тебя в больнице. Сейчас ты со мной, и я люблю тебя. Но тебе-то что в этом проку? Не знаю, на сколько лет ты меня моложе, да и не в этом дело. Когда я гляжу в твои глаза, мне чудится, что ты старше меня на целую жизнь… И вот я сам едва тебя не убил, оставив одну. Держись, девочка. Теперь я тебя никуда не отпущу и никому не отдам — ни живым, ни мертвым.

Затормозив у своего подъезда, Коули подхватил Мэри на руки, а лифт мигом домчал их и пса до нужного этажа. Чтобы отпереть дверь, Коули пришлось поставить Мэри на ноги и поддерживать ее одной рукой. Она пошатнулась, но устояла.

Она пребывала в странном состоянии, которое, наверное, более всего походило на наркотическое опьянение. Ее трясло мелкой дрожью, лоб покрылся испариной. Правда, сейчас на нее было уже не так страшно смотреть, хотя веселого тоже было мало: волосы спутались, под глазами залегли глубокие тени, а губы пересохли и покрылись темной коркой.

К тому же она, очевидно, не вполне понимала, что с ней происходит, но, слава богу, не сопротивлялась, когда Коули стянул с нее джинсы и уложил в постель, прикрыв одеялом до самого подбородка. Снайп улегся возле кровати и закрыл глаза…

Вернувшись из кухни с чашкой крепкого кофе, Кристофер увидел, что прогнозы медика оправдываются. У Мэри зуб на зуб не попадал, она сжалась в комочек, которого почти не было видно под одеялом, влажные волосы прилипли ко лбу. Коули попытался усадить ее, но тщетно: голова падала на грудь, все тело сотрясалось…

И Кристофер решился — вернее средства согреть ее он просто не видел. Уже раздеваясь, он спросил себя, выдержит ли, и твердо ответил самому себе: «Да!»

Скользнув под одеяло в одних плавках, он крепко обнял Мэри, прижав к себе. Ее ступни и ладони были холодны как лед. Согревая дыханием руки Мэри и вдыхая аромат ее волос, едва уловимый, похожий на запах жасмина, Коули пьянел, словно подросток от первого в жизни глотка спиртного.

Вовремя опомнившись, нечеловеческим усилием воли он овладел собой, запретив себе сейчас видеть в ней женщину. Теперь она была для него кем угодно: другом, дочерью, раненой птицей на ладони… Спустя минут пятнадцать он почувствовал, как дрожь ее мало-помалу унимается. Тело Мэри согрелось в его объятиях, дыхание стало ровнее. И вдруг…

Когда это случилось, Коули едва не умер от разрыва сердца. Руки Мэри неожиданно обвились вокруг его шеи, а сухие губы прильнули к его груди. Она выгнулась, прижимаясь к нему и сладко постанывая.

Все вокруг на мгновение заволокло горячим красноватым туманом — такого жгучего желания он никогда в жизни не испытывал. В какой-то миг он готов был на все, даже мелькнула подлая мысль: все равно она ничего не вспомнит потом… И тут его как громом поразило — она обнимала вовсе не его!

Кого ты видишь сейчас, моя маленькая, безмолвно спрашивал он, отбрасывая влажный локон с ее лба. Неужто этого сукина сына, твоего мужа, который так и не понял, какое счастье на него свалилось? Этого подонка, который променял тебя и сына на чертово зелье, превратившее его в монстра?

Кристофер зажмурился изо всех сил, стараясь справиться с душевной болью. Губы Мэри зашевелились, она зашептала что-то неразборчивое.

— Не бросай меня… — едва расслышал он. — Я умру без тебя…

Глаза ее широко раскрылись. Огромные, они глядели прямо на него, а не сквозь. Коули мог поклясться, что она прекрасно его видит. И тотчас усомнился в этом, когда услышал:

— Любимый мой… Не уходи, не оставляй меня…

А ведь врач предупреждал, что она будет нести чушь, вспомнил Коули, но на один короткий миг вдруг представил себе, что слова эти обращены к нему, и его сердце переполнилось невероятным счастьем.

— Я никогда тебя не покину, — прошептал он, словно давая клятву. — И даже если ты прогонишь меня прочь, все равно я буду с тобой, девочка.

Наверное, Мэри услышала его. Она слегка отстранилась и вдруг приникла к его губам таким обжигающим поцелуем, что у Коули помутился разум. Не думая уже ни о чем, он принялся стремительно расстегивать пуговицы ее рубашки, но вскоре понял, что это немыслимо, и просто стянул ее через голову.

Мэри не сопротивлялась, скорее даже помогала ему. Когда ее обнаженная грудь прильнула к его груди, она вновь поцеловала Коули, да так, что сердце у того едва не остановилось. Будь что будет, решил он, теряя остатки разума. Рука его скользнула по ее слегка влажной спине, нашла упругие ягодицы. Прерывисто вздохнув, Мэри подалась вперед…

Как ни привык Коули к неожиданностям, но то, что за этим последовало, буквально потрясло его. Глаза Мэри вдруг закатились так, что видны остались лишь синеватые полоски белков, все тело ее содрогнулось, руки уперлись в его грудь с силой, немыслимой для столь хрупкого существа.

— Не смей! — хрипло выкрикнула она. — Не дотрагивайся до меня!

— Очнись… очнись, — шептал он, испугавшись не на шутку.

Снайп забеспокоился, встал лапами на постель и предостерегающе зарычал, но Коули прикрикнул на пса, и тот поплелся в прихожую, где растянулся на коврике.

— Успокойся, девочка, — приговаривал Кристофер, гладя ее по волосам.

А она вдруг, совершенно по-звериному оскалив белые зубы, впилась изо всех сил в его плечо.

— Отпустите, подонки! Кто-нибудь, на помощь! — Она уже задыхалась, лицо ее стало синеватым. — А-а-а! Джереми, спаси меня! Что ты стоишь? Мне больно…

Все это сильно смахивало на судорожный припадок, которых Коули немало перевидал на своем веку. Но речь ее оставалась вполне связной, а на губах не было пены. Нет, это не эпилепсия, сообразил вдруг Коули, это борьба с призраками, которых вызвало к жизни его страстное прикосновение. И до него мало-помалу стало доходить, что происходит…