— Мой дядя, — сообщила она в очередной раз вихрастому огольцу, высунувшемуся из подворотни, и самодовольным кивком указала на Лайама.

— Да, моя дорогая, — сказал Лайам, — но дядя уже устает. И сейчас он может начать сердиться.

Мальчишку как ветром сдуло, а Мопса, фыркнув, вздернула хорошенький носик.

— Мог бы и дать мне немного покрасоваться. Знаешь, когда я в последний раз надевала что-нибудь новое? — и девочка принялась шевелить губами, старательно загибая пальцы.

— Неважно, — прервал ее подсчеты Лайам. — Меня это не интересует. И кроме того, я кое о чем забыл тебе сообщить. После того как мы найдем Двойника, я все это у тебя заберу.

Мопса остановилась посреди улицы, пораженная до глубины души.

— Заберешь?

— Нет конечно же, я пошутил. А теперь пойдем.

— Заберешь? — переспросила она, чуть не плача.

— Я же сказал, что пошутил. Пойдем!

— Хорошо, если ты действительно шутишь, — пробормотала Мопса, — ведь старую-то мою одежку сожгли.

В ее голосе проскользнула такая растерянность, что Лайам мысленно выругал себя за глупую шутку.

— Ну перестань, Мопса, пошли.

— Поклянись, что ты пошутил.

— Клянусь.

Они все же успели до темноты обойти два известных Мопсе местечка. Первое из них было обычной винной лавкой, куда Двойник частенько заглядывал и где те, кому он был нужен, оставляли для него сообщения. Хозяин лавки заявил, что не видал своего клиента больше недели.

— Он ушел на холм, — сказал виноторговец, ткнув пальцем вверх, — поклявшись, что никогда больше сюда не вернется. Но хорошо бы ему все же вернуться — хотя бы для того, чтоб успокоить свою дуру, а то она заявляется ко мне каждый вечер, ревет и скандалит. «Дура» — поблекшая полная женщина лет сорока — проживала неподалеку, в одном тупичке. Когда она услышала, зачем к ней пришли, ее двойной подбородок заходил ходуном.

— Сказал, что отправляется на большое дело, — запричитала она, — на самое большое и прибыльное. Еще сказал, что это дело — последнее, что он уйдет на неделю, а потом вернется за мной. И тогда мы уедем и заживем как благородные господа.

Убедившись с первого взгляда, что ей вряд ли известно что-то еще, Лайам поспешил откланяться, ибо женщина явно вознамерилась разразиться рыданиями, от которых вполне мог обрушиться потолок ее жалкой клетушки.

Оказавшись на улице, Мопса хихикнула и дернула спутника за руку.

— Если Двойник с кем-нибудь и уедет, то только не с ней. У него есть другая зазноба в богатых кварталах, а еще одна, покрасивее, живет возле площади. Может, он сейчас прячется где-то у них.

Любвеобилие Двойника, изрядно забавлявшее Мопсу, вдохновило ее на новый поток болтовни, и пока они выбирались из Муравейника, девчонка неустанно потчевала Лайама россказнями об амурных подвигах известнейших ловеласов преступного мирка Саузварка. Впрочем, ее разглагольствования частенько перемежались зевками, и Лайаму вдруг пришло в голову, что девочке этой ночью тоже вряд ли пришлось как следует выспаться. Наверняка этот Волк-Оборотень гонял ее по всему городу до утра — от одного вора к другому.

Кроме того, когда они подошли к главной площади, его желудок жалобно заурчал.

— Есть хочешь? — спросил он внезапно, прерывая очередное запутанное повествование Мопсы о каком-то «знатном красавчике» и трех «роскошнейших шлюхах».

— Не то слово, — мгновенно отозвалась Мопса. — А кто будет платить?

Лайам согласился взять эту обязанность на себя, заручившись сперва ее обещанием прямо с рассветом продолжить поиск.

Они отыскали небольшую закусочную, и девчонка, прежде чем Лайам успел ее придержать, заказала тарелку жареной камбалы, миску рыбной похлебки, морской пирог, кувшин вина и краюху хлеба.

— И проследи, чтобы хлеб был свежим, — приказала она изумленной официантке.

— Да в тебя же столько не влезет! — сказал удивленно Лайам.

— Ты только выложи денежки, а там сам увидишь.

Покачав головой, Лайам попросил принести морской пирог и ему.

Мопса на ветер слов не бросала. Она жадно набросилась на еду, время от времени упрекая своего спутника за то, что тот велел разбавить вино.

— И сколько воров состоит в гильдии? — спросил Лайам, улучив момент.

— Не знаю, — тотчас откликнулась Мопса. — Не то двадцать, не то тридцать.

— И ты — единственная среди них дама?

— Я? Нет, есть еще одна. Но она — классный певец. — Мопса на миг прервалась, чтобы отделить от костей огромный кусок камбалы и отправить его в рот, — самый лучший после Волка и Двойника. И еще она умеет читать — книги, письма и все такое.

— А разве ты не умеешь читать?

В харкоутской гильдии учеников первым делом усаживали за буквари. Палица говорил, что голова его просто раскалывалась от подзатыльников строгих учителей. Зато впоследствии грамотность не раз ему пригождалась.

— Я? Читать? Ха! Откуда? Кто стал бы меня учить? Я сомневаюсь, что Волк умеет читать, и точно знаю, что Шутник не умеет… и Белоручка, и Танцор.

Лайам доел пирог и откинулся на спинку стула, потягивая вино. Он в очередной раз подивился из рук вон плохому обустройству местной воровской гильдии. Саузварк был, конечно, городом маленьким, но довольно богатым, и крошки с его стола вполне могли обеспечить охотникам до чужого добра приличную жизнь, — а здешние воры больше походили на побирушек. Все это очень странно, подумал Лайам. А еще странно, что Саузварк так и не обзавелся своей гильдией магов. В Торквее и Харкоуте имелись такие гильдии, равно как и в Кэрнавоне, и в Каэр-Урдохе, и даже в Карад-Ллане наряду с крепкими воровскими сообществами. Возможно, сосуществование на одном поле двух разнородных мирно пощипывающих травку общин является залогом их обоюдного процветания. Тогда не исключено, что, лет приблизительно через сто, когда в Саузварке появятся маги, здешняя воровская карада начнет походить на карады больших городов.

«А возможно, и не начнет», — подумал Лайам, сам толком не понимая, что тут хорошо, что плохо. Впрочем, для мелкоты вроде Мопсы любые перемены были бы к лучшему.

Девчонка тем временем смела подчистую все, что ей принесли, и, тяжело дыша, развалилась на стуле. Она, словно беременная торговка, довольно похлопывала себя по животу:

— О боги! До чего же это приятно!

— Ты уверена, что не хочешь съесть еще что-нибудь? Например, небольшого китенка под соусом? Или жареного бычка?

— Может быть, заказать чего-нибудь сладкого, — призадумалась Мопса, затем с сожалением заключила: — Нет. Может стошнить.

— А вот этого никому тут не надо, — сказал Лайам, бросая на стол несколько монет. — Когда будешь в состоянии сдвинуться с места, скажи.